Последние дни Сталина
Шрифт:
Бывший президент США Гарри Трумэн и премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, помня о союзе с Кремлем во время войны, немедленно выразили свои сожаления в связи с болезнью Сталина. Черчилль даже поручил своему личному секретарю посетить советское посольство в Лондоне и передать его озабоченность. Находясь у себя дома в Канзас-Сити, штат Миссури, Трумэн назвал Сталина «достойным человеком». «Разумеется, я сочувствую его несчастью, — заявил Трумэн журналистам. — Я никогда не радуюсь чьему-либо физическому недугу… Я очень хорошо знаком с Джо Сталиным, и старый Джо всегда мне нравился… Но Джо в плену у Политбюро. Он не может делать то, что хочет». Во всяком случае так считал Трумэн, и Эйзенхауэр, по всей видимости, разделял это заблуждение [46] .
46
The New York Times. 1953. 5 марта. С. 10.
Но по крайней мере публично Эйзенхауэр и Фостер Даллес воздержались от любезностей. Эйзенхауэр, встречавшийся в 1945 году со Сталиным в Москве, не выразил ни слова сочувствия по поводу его нездоровья. Как вспоминал в своих мемуарах Эйзенхауэр, он
47
Dwight David Eisenhower, Mandate for Change 1953–1956; The White House Years, A Personal Account (Garden City, New York: Doubleday, 1963), 143.
В этот исторический момент, когда множество людей в России обеспокоено болезнью советского лидера, мысли американцев обращены ко всем жителям СССР — мужчинам и женщинам, мальчикам и девочкам — в селах и городах, в полях и на заводах их родины.
Они — дети того же Бога, который является Отцом для всех народов на свете. И, как все народы, миллионы русских разделяют наше стремление к дружбе и миру на земле.
Независимо от личностей правителей, мы, американцы, молимся о том, чтобы Всемогущий не оставил жителей этой огромной страны и в своей мудрости подарил им возможность жить в таком мире, где все мужчины, женщины и дети пребывают в спокойствии и братстве [48] .
48
The New York Times. 1953. 5 марта. С. 11. По словам Эйзенхауэра, Даллес был против публикации заявления, полагая, что оно «может быть истолковано как призыв к скорбящему советскому народу восстать против властей», см. Eisenhower, Mandate for Change, 144.
Индийский посол в Москве, К. П. Ш. Менон, ознакомился с выпущенным Вашингтоном заявлением. Как он отметил в своем дневнике, «история не знает более ханжеской попытки вбить клин между народом и его руководителем в момент его смерти». Менон остро ощущал, какой ущерб дипломатическому протоколу наносят напряженные из-за холодной войны отношения. Но уход Сталина из жизни тем не менее сразу же взбодрил советское общество, «как будто в непроветриваемой и довольно душной комнате внезапно приоткрылась форточка {3} ». В послании из Вашингтона Менона поразил сам тон сообщения [49] .
49
Kumara Padmanabha Sivasankara Menon, The Flying Troika (London: Oxford University Press, 1963), 36, xiii.
Чуть раньше, в начале недели, в Вашингтон прибыл глава британского МИДа Энтони Иден (по настоянию Черчилля Иден должен был уговорить Эйзенхауэра встретиться со Сталиным). Его встреча с президентом была назначена на пятницу, но уже в среду вечером Иден провел почти часовую беседу с Эйзенхауэром и Фостером Даллесом, а после того как Даллес уехал, разговор Идена с президентом продлился еще полчаса. За всей этой необычной активностью стояла смесь из дурных предчувствий и надежд на открывающиеся со смертью Сталина перспективы для Соединенных Штатов и их союзников. По сообщению журнала Newsweek, Эйзенхауэр и Иден пришли к выводу, что «в ближайшие три-шесть месяцев Запад может не ждать сюрпризов из Москвы», — ошибочность этого предположения очень скоро станет очевидна [50] .
50
Newsweek. 1953. 16 марта. С. 23.
В Госдепартамент из американских посольств пошли сообщения о реакции мира на внезапную болезнь Сталина. В Венесуэле ходили слухи, что Сталин уже умер, и сотрудники посольства, не зная, как поступить (правительство Венесуэлы не имело дипломатических отношений с СССР), спрашивали, стоит ли им приспустить американский флаг. Этот вопрос будет обсуждаться в ведомствах в течение следующих пяти дней. Чтобы поднять настроение новому послу США в Москве Чарльзу Болену, чья кандидатура как раз проходила процедуру утверждения в Вашингтоне, из Брюсселя прислали написанный американским сотрудником шуточный стишок:
Дядя Джо в постель уложен,
Кровь бушует в голове,
Онемел и обезножел —
Кто ж командует в Кремле? [51]
Из Бонна американские дипломаты цитировали слова западногерманского «эксперта по Советскому Союзу» Клауса Менерта, который рекомендовал западным державам проявить сдержанную реакцию. «Первоочередная задача Запада — не делать ничего, что способно смягчить внутренние противоречия и напряжение борьбы в Кремле. Заявление западных лидеров, которые Кремль может истолковать как угрозы или злорадство, вероятно, послужат лишь сплочению советского народа», отмечалось в телеграмме. «Смерть Сталина ни в коем случае не должна стать для Запада поводом для ликования или для успокоенности оттого, что международная обстановка разрядилась. [Менерт] полагает, что Сталин играл сдерживающую роль, и до тех пор, пока не станет ясно, какую политику выберет теперь Москва, он призывает коллег проявлять максимальную осторожность в высказываниях относительно официальной позиции Бонна». Короче говоря, делается вывод в телеграмме, «компетентное, хотя и не обязательно широко распространенное в Германии мнение, лучше всего выражено в поговорке „знакомый дьявол лучше, чем тот, которого не знаешь“». Подобно многим другим, Менерт полагал, что в отсутствие Сталина внутренняя ситуация в СССР и его отношения с другими странами могут стать более напряженными и угрожающими [52] .
51
Посольство
52
Посольство США в Бонне государственному секретарю, 4 марта 1953 г.
Джон Фостер Даллес посчитал необходимым дать четкие рекомендации относительно линии поведения американских дипломатов. Его телеграмма, адресованная посольству в Москве, предписывала американским дипломатам «минимально придерживаться протокольных процедур». «Не следует (повторяю, не следует), направлять в Министерство иностранных дел какие-либо сообщения от себя лично до получения дальнейших распоряжений» [53] .
Телеграмма, полученная Госдепартаментом из Мюнхена, предостерегала от «гневных обличений [Сталина] или необоснованных предположений о борьбе за власть». «В то же время ничто не может способствовать неуверенности, разобщенности и подозрительности Кремля больше, чем зловещее молчание официальных источников. Такие действия не помешают другим источникам подчеркивать невозможность найти равную по величине замену. Словом, не способствуйте их сплочению, дайте дрожжам взойти» [54] . На фоне предположений, что советские государственные деятели и общество в целом столкнутся «с неразберихой и неопределенностью… в империи, которая настолько зависела от воли одного диктатора», в Вашингтоне поговаривали и о том, чтобы сбросить на советские города листовки с текстом обращения Эйзенхауэра, в котором он выражает сочувствие советскому народу и «молится за их свободу». Вашингтонские чиновники также искали способы подтолкнуть Мао Цзэдуна к «разрыву с Кремлем» [55] . Понятно, что архитекторы американской политики были бы очень рады нанести болезненный укол своим советским коллегам в момент перехода власти, но идеи, которыми они себя тешили: выразить проникнутые религиозным духом соболезнования, отказаться от проявлений злорадства у одра умирающего Сталина со стратегическим расчетом на то, что молчание лучше подействует на их нервы, надеяться вызвать раскол между Мао Цзэдуном и Кремлем, — выглядят безнадежно наивными.
53
Госсекретарь Даллес в американское посольство в Москве, 4 марта 1953 г.
54
Консульство США в Мюнхене государственному секретарю, 5 марта 1953 г.
55
The New York Times. 1953. 6 марта. С. 1.
Дипломатический корпус США также переживал переходный период. Американским поверенным в делах в Москве был Джейкоб Бим. Опытный и одаренный дипломат, в 1930-е годы он работал в нацистской Германии, а затем, уже во время войны, в Лондоне. После службы в Индонезии и Югославии Бим был командирован в Советский Союз. К октябрю 1952 года Джордж Кеннан уже покинул советскую столицу. Кремль объявил его персоной нон грата из-за его публичных высказываний о жизни при Сталине, в которых он сравнивал обстановку в сталинской Москве cо своими впечатлениями о гитлеровском Берлине. Назначенный на его место Чарльз Болен пока еще находился в Вашингтоне, ожидая окончания слушаний по утверждению своей кандидатуры. Процесс тормозил сенатор Джозеф Маккарти, выражавший необоснованные сомнения относительно предыдущей работы Болена в Госдепартаменте, в частности его службы в качестве переводчика во время Ялтинской конференции в 1945 году [56] .
56
Сенатор Стайлз Бриджес из Нью-Гэмпшира утверждал, что «снять кандидатуру Болена требовали „самые главные“ помощники Эйзенхауэра. „У нас прошли выборы, и курс Ачесона — Трумэна потерпел поражение“». Но Роберт Тафт из Огайо смягчил остроту полемики. По его убеждению, назначение в Москву было не столь важным, чтобы начинать конфликт между сенаторами-республиканцами и новой республиканской администрацией. «Наш посол в России не располагает никакими возможностями. В Москве он связан по рукам и ногам. Все, что он может, это наблюдать и докладывать. Он не будет существенно влиять на проводимый курс»; см. Time. — 23 марта 1953 г. — С. 26.
Бим, не знавший русского языка, отчитывался непосредственно перед Фостером Даллесом в Вашингтоне и ждал его указаний, а тем временем каждый новый день приносил неожиданные новости [57] . В полдень 5 марта Бим доложил Фостеру Даллесу, что «послы Великобритании и Франции лично выразили министру иностранных дел свое сочувствие по поводу болезни Сталина, и то же самое сделали главы миссий Скандинавских стран, Аргентины и Бельгии». Далее он сообщал, что в случае смерти Сталина старший дипломат планирует направить письмо с соболезнованиями «от имени дипломатического корпуса и послать траурный венок». Кроме того, он писал, что было бы уместно «приспустить флаги в день смерти и день похорон, но в случае, если будет объявлен официальный траур, он предлагает приспустить флаги и на это время». Также он выражал надежду, что удастся «согласовать эти действия с англичанами и французами». Фостер Даллес незамедлительно ответил, подтвердив, что Биму следует координировать реакцию США с ними [58] .
57
В своих мемуарах Бим писал: «Кремль, по сути, изгнал Кеннана, запретив ему возвращаться в Москву. Тем самым Советы обрекали на высылку собственного посла в Вашингтоне и столкнулись с дипломатической паузой, которую сами же и спровоцировали… Я получил инструкции просто наблюдать, докладывать и, самое главное, избегать каких-либо инцидентов». Jacob Beam, Multiple Exposure: An American Ambassador's Unique Perspective on East-West Issues (New York: Norton, 1978), 29.
58
Посольство США в Москве государственному секретарю, 5 марта 1953 г.