Последние дни. Том 2
Шрифт:
Два серебряных доллара лежали на камнях возле босых ног Скотта.
– Разве их не нужно положить на глаза? – спросил Кокрен.
– Нет, – резко отозвалась Анжелика. – Это его плата за проезд туда. А нам нужно, чтобы он вернулся.
«Тогда зачем они вообще здесь нужны?» – сердито подумал Кокрен. Его вытянутая вперед рука уже начала уставать.
Анжелика наклонилась, подняла веточки мирта и золотую зажигалку, откинула крышку и чиркнула
Анжелика кивнула Пламтри.
Пламтри повернулась к уже игравшей бликами серой воде, подняла стакан и приостановилась.
– И даже не Валори? – чуть слышно спросила она, явно не обращаясь ни к кому из присутствовавших. – Это моя чаша?
Кокрен, стоявший сбоку от нее с неуклюже поднятой рукой, видел, как по щеке девушки побежали слезы, выбитые ветром из глаз.
– Скотт Крейн! – громко выкрикнула она волнам и светящемуся туману. – Я знаю, ты (чтоб тебя!) меня слышишь! Войди в меня, в тело твоей убийцы! – И она поднесла стакан к губам и выпила все до дна тремя судорожными глотками.
С барабанным грохотом, похожим на звук лесного пожара, на полуостров обрушился внезапный, взметнувший фонтанчики брызг, ливень, слившийся в единый ковер на камнях и покрывший рябью поверхность моря. Стремительно надвинувшуюся завесу летящей воды озарили две белые вспышки молний, и в мраморных стенах раскатился настолько мощный удар грома, что Кокрен с трудом удержался на ногах.
Волосы Пламтри сразу промокли и легли извивающимися, как змеи, прядями; она запрокинула голову и выкрикнула три слога яростного хохота.
– Запек в пирог пирожник две дюжины дроздов! – проревел из ее открытого рта голос Омара Салвоя. – Когда пирог поставили и стали резать вдоль, то все дрозды запели: «Да здравствует король!»
Кокрен все же потерял равновесие и, извернувшись, упал на четвереньки, больно ударившись о камни локтями и коленями.
Останки Скотта Крейна оказались в каких-то паре футов от его лица. Теперь из воротника рубашки торчал голый серый череп, промокшая ткань облепила выпирающие ребра, живот исчез вовсе, а вместо кистей рук оказались длинные и тонкие серые косточки.
Пламтри отвернулась от моря, и даже сквозь сгустившийся сумрак и пляшущие перед глазами после молнии блики Кокрен разглядел блеск ее оскаленных зубов и понял, что это Омар Салвой, отец Пламтри. И похоже, он глядел прямо на Кокрена.
– Мама! – взвыл Кокрен, и хотя он всего лишь пытался включить эффект «кто за Дамой», крик, к его великому изумлению, пробудил в его душе детский страх оказаться безнадежно потерянным и сделаться жертвой чудовищ, и он порадовался, что дождь замаскировал слезы, брызнувшие из его глаз. И скорее для того, чтобы поддержать самоуважение, нежели с надеждой на результат, он снова крикнул: – Мама Дженис!
Возможно, это сработало – во всяком случае, фигура, которую именовали Пламтри, позволила Мавраносу оттащить себя вверх по лестнице, а Анжелика уже сидела на корточках по другую сторону одетого скелета, торопливо складывая костяные руки и ноги.
Анжелика посмотрела на него поверх выпирающей грудины скелета, прикрытой мокрой рубашкой.
– Заберите бутылку из-под виски! – приказала она.
Кокрен кивнул, прополз, не вставая на ноги, по камням и схватил пинтовую бутылку за миг до того, как Пит Салливан подхватил его под мышки и вздернул на ноги. Кокрен при этом чуть не уронил бутылку, которая оказалась горячей, словно из нее только что вылили кипящий кофе, и тут же сунул ее в карман ветровки.
Сквозь густую завесу дождя руины озарила еще одна молния, за ней немедленно последовал раскат грома, и ветер взъерошил мокрые волосы на затылке Кокрена.
С неба вдруг посыпались какие-то мешки, с чавканьем шлепавшиеся на камни вокруг них; едва он успел присмотреться, как Пит поволок его через замощенный полукруг, но он все же заметил, что это были мертвые чайки. Сквозь грохот ливня, барабанящего по камням, он теперь слышал жуткие завывания и рык, вырывавшиеся из пастей глубоко уходивших под землю труб.
Они с Питом поднялись вслед за Анжеликой по скользким ступеням к успевшей раскиснуть дороге, и – после того как Анжелика бесцеремонно свалила охапку тряпья и костей в открытый багажник пикапа Мавраноса – все забрались в машину через боковые двери и уселись, сбросив с сидений обертки от гамбургеров из «Макдоналдса» и прочий хлам.
Кокрен, Пламтри и Пит неудобно втиснулись на заднее сиденье, но Кокрен немного успокоился, услышав, как Пламтри бормотала что-то насчет Иисуса. По-видимому, его тактика «кто за Дамой» все же сработала, и сейчас Пламтри завладела личность ее матери.
Мавранос включил мотор и тронул машину с места, прежде чем они успели закрыть двери; он сразу же включил фары, и пикап покатил, раскачиваясь, по грунтовой дороге к стоянке яхт-клуба. В багажнике громыхали инструменты и какие-то сковороды, и Кокрен подумал, не сломает ли весь этот железный хлам скелет Крейна.
Потом он наклонился вперед, опершись на спинку переднего сиденья, чтобы посмотреть в стекло, где, скрипя, мотались дворники. В желтом свете фар на дороге дергались и гримасничали полупрозрачные человеческие фигуры, которые отпрыгивали в стороны или непостижимым образом изгибались, когда в них упирались массивный бампер и радиаторная решетка.
Конец ознакомительного фрагмента.