Последние дни. Том 2
Шрифт:
«Кути спровоцировал ситуацию „кто за Дамой“, – подумал Кокрен, – когда позвал мать. Следующая карта в этой игре – Джокер; она становится такой, какую заявят». Чувствуя головокружительную легкость, Кокрен открыл рот и хрипло выкрикнул:
– Нина!
– Омар, я убью любого ребенка, если он будет зачат таким образом! – провизжал голос изо рта Пламтри. – И бог меня простит!
Не получилось.
Ушибленный лоб Кокрена покрылся холодным потом.
– Дж… – начал было он, но тут же поправился: – Коди!
В первый миг он подумал, что заявленная им карта не была принята, потому что Пламтри, хоть и открыла глаза, но выдохнула лишь: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!» Потом она скатилась с дергающегося матраса и поползла по ковру ко входной двери, гремя привязанными к ноге банками.
– Стоять! – прогремел Мавранос.
Матрас прекратил дергаться и как ни в чем не бывало разлегся на пружинном основании.
Мавранос, недоуменно вскинув брови, уставился на матрас.
– Вообще-то, – сказал он, как будто говорил с кроватью, – я обращался к мисс Пламтри.
Кокрен приготовился к тому, что после этого пояснения кровать снова заскачет, но она осталась неподвижной; матрас лежал теперь косо, явив взглядам часть сетки, а подушки и одеяла валялись в полном беспорядке.
– Вернитесь к своему приятелю, – велел Мавранос Пламтри.
К некоторому удивлению Кокрена, она не стала грубо огрызаться, а покорно направилась назад, к кровати, хоть и раздраженно встряхивала ногой, с каждым шагом громыхая банками. Ее лицо было перекошено в гримасе, она нервно облизывала губы.
– Изя всемогущий, неужели здесь побывала моя родительница? Терпеть не могу ее старые слюни. Прости, но я сейчас сблюю. – Она метнулась мимо Кокрена в ванную, и было слышно, как она сшибла что-то с раковины.
Свет в комнате мигнул, и когда Кокрен оглянулся, оказалось, что телевизор снова заработал, вероятно, из-за встряски при землетрясении. На экране вновь блистали потной кожей обнаженные тела мужчины и женщины, сплетавшихся, яростно колотившихся и присасывающихся друг к другу.
Мавранос шагнул назад, чтобы заглянуть за телевизор, и нахмурился – несомненно, аппарат не был включен в сеть.
– Анжелика, дай мне пива, пожалуйста, – сказал он, протянув левую руку и не сводя глаз с телевизора. Правой рукой он все так же сжимал револьвер, и Кокрен подумал, что он может на самом деле стрельнуть в экран, если догадается обернуть руку с оружием подушкой, чтобы заглушить выстрел.
Анжелика наклонилась к переносному холодильнику, выудила оттуда банку, с которой капала талая вода, открыла ее и, дотянувшись, вложила в подставленную ладонь.
– Спасибо. – Мавранос наклонил пивную банку над вентиляционными отверстиями задней крышки телевизора и, после того как пиво несколько секунд журчало по радиодеталям, изображение на экране внезапно сделалось черно-белым, как на экране радиолокатора, а в углу появилась нечеткая фигура, показавшаяся Кокрену похожей на рисунок из комикса, – силуэт толстяка с большими ягодицами, коротенькими округлыми конечностями, густо усыпанного бородавками; звук сделался погромыхивающим шорохом, усиливавшимся и стихавшим в такт шевелению губ, складываясь в слова: et… in… arcadia… ego.
Потом экран мигнул и сделался темным и неподвижным; теперь у стены стоял всего лишь испорченный телевизор, из которого снизу сочилось пиво. Мавранос с отсутствующим видом допил остатки и звучно поставил банку на комод.
Несколько секунд все молчали, и лишь далекая туманная сирена взывала во тьме.
Мавранос призвал всех ко вниманию, воздев револьвер над головой, и посмотрел на часы.
Кокрен начал понемногу расслаблять плечевые мышцы и осторожно потрогал кровоточащую ссадину на лбу.
Сирена загудела снова, и Мавранос опустил руки. Его лицо не выражало ровным счетом ничего.
– Который час? – спросил он.
– Ты только что посмотрел на часы! – отозвалась Анжелика.
– Ах да. – Мавранос снова взглянул на часы. – Четверть пятого. Пора начинать представление. – Он вздохнул, содрогнувшись всем телом, и потер лицо ладонью. – Давайте-ка трогаться. Анжелика, собери свои колдовские причиндалы, и пусть Пит отнесет их вниз, в машину, а ты прикрывай его с пушкой, да не забудь бутылку с кровью Скотта. Только не кладите ничего в задний отсек – мы отнесем Скотта вниз и положим туда. Я поведу пикап, а Пит – «Гранаду» мистера Кокрена…
Пламтри вышла из ванной; Кокрен за ярд учуял в ее дыхании запах «Листерина» и все же стеснялся смотреть ей в глаза. А она сунула руку в карман джинсов и извлекла пачку купюр.
– Эй, мальчик, – обратилась она к Кути. Когда он поднял голову, она протянула ему деньги. – Это тебе. Сотня… Длинная история, так что не спрашивай. Я хочу отдать их тебе на случай, если нам… если мы как бы не встретимся толком. – Кокрен решил, что в ее голосе угадывается грубоватое сочувствие. – Чтобы без обид…
Кути держал в руках желтое детское одеяльце, которое в «Солвилле» дала ему лысая Диана, но он перегнулся через кровать и взял деньги.
– Спасибо, Дженис Корделия Пламтри, – сказал он.
– Дженис Корделия может поехать на переднем сиденье «Гранады», – поспешно продолжил Мавранос, а Анжелика будет сидеть сзади, готовая выстрелить. Давайте-ка пошевелимся! Чтобы через пять минут никого из нас тут не было.
Анжелика закинула на плечо рюкзак и взяла бутылку из-под виски.
– Почему ты так торопишься, Арки? – недовольно спросила она. – До восхода еще не меньше часа, к тому же ты сам говорил, что туда и пешком недалеко.