Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна
Шрифт:
— Ах, ты, старая лиса! Ты кого-то ждал!
В глазах пленника затеплилась надежда. Из-под ладони, которая его душила, донесся злорадный смешок. Незнакомец задрожал от бешенства.
— Молчи… Не то — задушу… Марко, быстро, заткни ему рот кляпом. Скорее… Вот так!
Звонок раздался опять. И он крикнул, как будто сам был Рудольфом Кессельбахом и Эдвардс находился бы на посту:
— Откройте же, Эдвардс!
Затем тихо вышел в вестибюль и шепотом, указывая на секретаря и слугу, приказал:
— Марко, помоги-ка затолкать их во вторую комнату…
И поднял сам секретаря. Сообщник внес слугу.
— А сейчас — в гостиную, — скомандовал главарь.
Затем громко, удивленным тоном сказал:
— Я не вижу здесь вашего слуги, мсье Кессельбах… Нет, не тревожьтесь, кончайте писать письмо… Я открою сам…
И спокойно открыл входную дверь.
Перед ним стоял настоящий колосс с веселым выражением лица, живыми глазами, переминавшийся с ноги на ногу и перебиравший в руках поля своей шляпы.
— Господин Кессельбах? — спросил тот.
— Совершенно верно, он живет здесь. Кого ему объявить?
— Господин Кессельбах нам звонил… Он меня ждет…
— Ах, это вы! Сейчас предупрежу. Не хотите ли минутку подождать… Господин Кессельбах сейчас вас примет…
У него хватило смелости оставить посетителя одного на пороге прихожей, в месте, откуда сквозь приоткрытую дверь была видна часть гостиной. Не спеша, даже не оборачиваясь, он вошел в салон, приблизился к своему сообщнику, стоявшему рядом с Кессельбахом, и тихо сказал:
— Дело дрянь. Это Гурель из Сюрте.
Тот вынул нож. Он перехватил его руку.
— Не делай глупостей, дурень. Есть идея. Только, ради Бога, пойми правильно, Марко, говорить теперь будешь ты. Ты слышишь, Марко, — словно ты сам Кессельбах.
Он произнес это властно, с безмерным хладнокровием. Марко без дальнейших объяснений понял, что ему придется сыграть роль Рудольфа Кессельбаха. И он сказал, достаточно громко, чтобы быть услышанным из прихожей:
— Прошу меня извинить, дорогой друг. Передайте господину Гурелю: я весьма занят сейчас, срочной работы — выше головы… Я приму его завтра, в девять часов утра. Да, да, ровно в девять.
— Хорошо, — шепнул главарь. — И больше не шевелись.
Он вернулся в вестибюль. Гурель его ждал. Он сказал ему:
— Господин Кессельбах приносит искренние извинения. Он должен завершить важную работу. Не могли бы вы прийти завтра, в девять часов утра?
Мгновение пролетело в тишине. Гурель, казалось, был удивлен и смутно встревожен. В кармане куртки сжался огромный кулак. Одно неосторожное движение — и он смог бы ударить.
Наконец, Гурель сказал:
— Пусть так… Завтра, в девять… Однако, все-таки… Да ладно, завтра, в девять утра я буду у него.
И, нахлобучив шляпу, удалился по коридорам отеля.
В гостиной Марко не сдержал смеха:
— Здорово, патрон, вы его околпачили!
— Теперь дело за тобой, Марко. Ты за ним проследишь. Если он действительно уйдет из отеля, брось его, отправляйся к Жерому и действуй, как тебе сказано. А потом — звони…
Марко поспешил прочь.
Незнакомец взял с камина графин, налил себе полный стакан воды, который выпил единым духом, намочил платок, вытер им залитый потом лоб, затем уселся перед своим пленником и с подчеркнутой вежливостью произнес:
— Позвольте, наконец, иметь честь представиться вам, мсье Кессельбах.
И, вынув из кармана визитную карточку, объявил:
— Арсен Люпэн, взломщик-джентльмен.
II
Имя знаменитого авантюриста, по всей видимости, произвело на господина Кессельбаха наилучшее впечатление. Люпэн не замедлил это подметить и воскликнул:
— Ага, дорогой мсье, вы вздохнули с облегчением! Арсен Люпэн — деликатный взломщик; он не любит крови, его дела не идут далее присвоения чужого имущества. Мелкие грешки. И вы сказали себе, что он не станет брать на совесть ненужного убийства. Согласен, согласен. Но окажется ли бесполезной для него ваша ликвидация? Вот в чем вопрос, и могу поклясться, что не шучу. Приступим же к делу.
Он придвинул стул к креслу, освободил пленника от кляпа и продолжал:
— Господин Кессельбах, в первый же день по прибытии в Париж ты установил контакт с неким Барбаре, директором частного сыскного агентства. Поскольку же ты действовал без ведома секретаря Чемпэна, указанный Барбаре, общаясь с тобой письмами или по телефону, выступал под именем «Полковник». Спешу уведомить, что этот мсье Барбаре — честнейший человек на свете. Но мне повезло ввести в число его сотрудников одного из моих лучших друзей. Так мне стала известна причина твоего обращения к Барбаре и так для меня возникла необходимость заняться тобой и нанести тебе, с помощью поддельных ключей, несколько домашних визитов… при которых, увы, я не нашел того, чем желал завладеть.
Он понизил голос и, глядя прямо в глаза своему пленнику, пронизывая его взором, пытаясь проникнуть в самые затаенные мысли, отчетливо произнес:
— Господин Кессельбах, ты поручил Барбаре отыскать на самом парижском дне человека, носящего ныне или носившего раньше имя Пьера Ледюка, со следующими краткими приметами: рост — метр семьдесят пять, волосы — светлые, светлые же усы. Особая примета: вследствие давнего ранения — отсутствие части мизинца на левой руке. Кроме того, на правой щеке — почти уже невидимый шрам. Обнаружению этого человека, кажется, ты придаешь огромное значение, словно от этого зависят неисчислимые выгоды для тебя. Кто этот человек?
— Не знаю.
Ответ был категоричным, однозначным. Знал он это или нет — неважно. Главное — был полон решимости ничего не сказать.
— Хорошо, — кивнул его противник. — Но у тебя есть на его счет более подробные сведения, чем те, которые ты сообщил Барбаре?
— Никаких.
— Ты лжешь, мсье Кессельбах. Дважды, в присутствии Барбаре, ты заглядывал в бумаги, содержавшиеся в конверте из черной кожи.
— Действительно.
— Где же этот конверт?
— Сгорел.
Люпэн затрепетал от ярости. Мысль о пытке и ее возможностях, очевидно, опять пришла ему в голову.