Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна
Шрифт:
Ответом было молчание. Люпэн продолжал настойчиво, с дрожью в голосе:
— Отвечай, Кессельбах, идет? Если да, за сорок восемь часов я найду его для тебя, твоего Пьера Ледюка. Ибо все дело в нем, не так ли? Отвечай же! Что за тип? Почему ты его разыскиваешь? Что тебе о нем известно? Я хочу знать!
Он внезапно успокоился, положил руку на плечо немца и сухо сказал:
— Одно только слово… Да или нет.
— Нет.
Он вынул из кармашка Кессельбаха великолепный золотой хронометр и положил его на колени пленника. Затем расстегнул ему жилет, сорочку, раскрыл грудь и, схватив стальной стилет с золотой рукояткой, лежавший возле них на столе, приставил острие к тому месту, где биения сердца в ритмичном трепете приподнимали обнаженную кожу.
— В последний раз?
— Нет.
— Господин Кессельбах, сейчас три часа без восьми минут. Если за эти восемь минут я не получу ответа, ты — мертвец.
III
На следующее утро, в тот самый час, который был ему назначен, бригадир Гурель явился в отель Палас. Не останавливаясь, отказавшись от лифта, он поднялся по лестнице. На пятом этаже повернул направо, проследовал по коридору и позвонил в номер 415.
Оттуда — ни звука. Бригадир позвонил опять. После полдюжины безуспешных попыток он направился к комнате дежурного по этажу, где сидел как раз метрдотель.
— Мне нужен господин Кессельбах. Я звонил к нему раз десять.
— Господин Кессельбах не ночевал у себя. Мы не видели его с середины вчерашнего дня.
— А его секретарь? Слуга?
— Их мы тоже не видели.
— Значит, они тоже не ночевали в отеле?
— Несомненно.
— Несомненно! Откуда такая уверенность?
— Очень просто. Господин Кессельбах не проживает в нашем отеле как прочие постояльцы; он занимает личные апартаменты. Обслуживаем его не мы, а его собственный слуга, и нам не может быть ничего известно о том, что происходит у него.
— Действительно… Действительно…
Гурель выглядел немало озадаченным. Он пришел с определенными указаниями, с четким заданием, в пределах которого только и могла проявиться его сообразительность. За этими границами он не очень-то знал, как следует поступать.
— Если бы тут был шеф… — пробормотал он. — Если бы тут был шеф…
Он показал свою карточку с указанием места службы и должности. Затем задал наугад вопрос:
— Значит, вы не видели, чтобы они возвращались?
— Нет.
— Но заметили, как уходили?
— Тоже нет.
— В таком случае, откуда вам известно, что они уходили вообще?
— Нам об этом сказал господин, приходивший вчера в номер 415.
— Господин с черными усами?
— Да. Я повстречался с ним, когда он уходил, ровно в три часа. Он мне сказал: «Господа из номера 415 ушли. Господин Кессельбах сегодня проведет ночь в Версале, куда и следует отправить его почту».
— Но с кем был тот господин? В каком качестве он с вами разговаривал?
— Этого я не знаю.
Гурель забеспокоился. Все это казалось ему довольно странным.
— У вас есть ключ?
— Нет, господин Кессельбах заказал особые ключи.
— Пойдемте-ка туда, посмотрим.
Он стал яростно звонить в дверь. Ответом была тишина. Он собрался уже повернуть обратно, как вдруг склонился и торопливо прижался ухом к замочной скважине.
— Послушайте… Кажется… Ну да, слышно явственно… Кто-то стонет…
Он с силой ударил в дверь кулаком.
— Однако, мсье, вы не имеете права…
— Это я не имею права?!
Он заколотил в дверь изо всех сил, но все было напрасно.
— Слесаря! Побыстрее!
Гостиничный слуга кинулся исполнять приказ. Гурель расхаживал из стороны в сторону, шумя, но ни на что не решаясь. Слуги с разных этажей собирались кучками. К ним спешили служащие администрации, конторы.
— Разве нельзя, — воскликнул наконец Гурель, — войти туда через соседние помещения? Они ведь сообщаются с апартаментом?
— Да, но двери между ними всегда заперты на засовы, с обеих сторон.
— Тогда мне надо позвонить в Сюрте, — заявил бригадир, для которого, несомненно, не было иного спасения, кроме как в лице начальства.
— И в комиссариат полиции, — заметил кто-то.
— Можно и туда, — ответил он тоном человека, которого такая формальность мало занимала.
Когда Гурель вернулся, слесарь пробовал открыть дверь ключами из большой связки. Последний из них и привел в действие замок. Гурель торопливо вошел.
Он бросился туда, откуда доносились стоны, и наткнулся на секретаря Чемпэна и слугу Эдвардса. Один из них, Чемпэн, терпеливыми усилиями сумел ослабить узлы кляпа и издавал приглушенные крики. Другой, казалось, спал.
Их освободили. Гурель был в растерянности.
— А господин Кессельбах?
Он двинулся дальше. Господин Кессельбах сидел в кресле, привязанный к его спинке, уронив голову на грудь.
— Он, вероятно, в обмороке, — сказал Гурель, подойдя. — Попытки порвать узы лишили его последних сил.
Он быстро разрезал веревки, стягивавшие плечи. Торс сразу упал вперед. Гурель охватил его обеими руками, но тут же отпрянул с криком:
— Да он же мертв! Смотрите… Руки — как лед… И глаза…
Кто-то несмело предположил:
— Может быть, кровоизлияние… Лопнул сосуд…
— Правда, на нем нет раны. Естественная кончина.
Тело положили на диван, одежду на нем расстегнули. И на белой сорочке стали видны красные пятна. Когда ткань раздвинули, все заметили на уровне сердца крохотную ранку, из которой еще текла кровь. К рубахе булавкой была приколота визитная карточка, тоже в крови.
Гурель наклонился над нею. Это была визитная карточка Арсена Люпэна.
Полицейский выпрямился с решительным, властным видом.