Последние времена
Шрифт:
Вот и добрался до Нескучного сада (простите, сада имени Его Величества Гайдара); зеленая листва тут несколько смягчала жару. По аллеям разгуливали влюбленные пары и целые семьи. Здесь же я увидел картину, которая стала встречаться в Москве все чаще. По усыпанной гравием дорожке шла, лениво обмахиваясь веером, молодая мамаша явно из богатой семьи. За ней служанка катила детскую коляску. Но это была необычная служанка! Хотя внешне она мало отличалась от человека, лицо казалось восковым – ни кровинки, и абсолютно лишенным эмоций, движения неестественные, как у плохого актера, отчаянно
В ожидании бывшей тещи я присел на скамейку, подставил солнцу лицо и снова ушел в свои мысли. Я продолжал чувствовать какую-то странность в деле убитой Лены. Я упускаю некую важную деталь ее жизни… «Вспомни, блин, немедленно вспомни!». К сожалению, по приказу не вспомнишь! Было нечто такое, мимо чего я прошел мимо. А проходить нельзя!
И еще мне вдруг показалось, что убийца совсем близко. Только как раскрыть его?
«Да уж, попробуй, раскрой!» – словно усмехнулся он в ответ.
Наконец-то позвонила Наталья, я оглянулся и увидел ее, входящую в ворота сада.
– Ты что-то узнал? – сразу спросила она.
Вместо ответа я кивком указал на висевшую недалеко камеру. Такие камеры везде, даже в подмосковных чащах. А мне не хотелось, чтобы наш разговор слышали чужие уши.
– Пойдем прогуляемся.
Извилистыми дорожками мы углублялись все дальше и дальше, пока я не дал команду остановиться. Вроде бы здесь камер не видно. Хотя кто его знает, колпак слежения слишком прочно надет на всех нас.
Наталья с надеждой глядела на меня, ожидая, что я ей, как на блюдечке сообщу нечто. А информация была нужна мне самому.
– Наташа, в жизни твоей дочери было что-то… криминальное, неподобающее? Некий поступок, за который ее можно было преследовать, шантажировать или даже хуже? Что, в конце концов, и случилось.
Глаза бывшей тещи округлились, она разозлилась:
– Как ты смеешь думать об этом?
– Произошло самое страшное, – медленно ответил я. – Ты пришла за помощью. Поэтому говори мне все, как священнику на исповеди.
Гнев моей собеседницы утих, Наталья задумалась:
– Вроде бы… ничего такого. Честное слово! Тебе бы я рассказала. А почему ты об этом спросил?
– Лена чего-то боялась.
– Боялась? И не поделилась со мной?
«С матерями не всегда делятся тайным».
Я вкратце рассказал ей о том, что мне сообщили следственные органы, а также о своих наблюдениях во время нашей с ней совместной жизни. Например, как Лена вела себя, когда смотрелась в зеркало. Наташа закивала:
– Она боялась смотреться, боялась стареть.
– Это я уже понял. Стареть никому не хочется. Однако не в ее возрасте….
– Нет, Юра, – перебила Наталья. – У Лены имелся один пунктик. Она призналась мне. Еще в детстве она встретила старуху. И та напугала ее своим ужасным видом. С тех пор моя дочь стала дрожать при одной мысли о старости. Похоже, ей казалось, будто та самая старуха преследует ее.
– А это уже, блин, симптомы болезни. К врачу ее не водила?
– Нет. Она потом сказала, что больше не вспоминает старую ведьму. Я и успокоилась. И, главное, нарисуешься у психиатра, навек испортишь карьеру. Сейчас солидные фирмы имеют возможность проверять досье сотрудников, знают о них то, о чем сами люди не имеют представления. Я помолчал, обдумывая слова Наташи, затем сказал:
– Хорошо, боялась она какой-то старухи. Но детские страхи в зрелые годы воспринимаются по-другому. Как юмор. Мне кажется, было что-то еще…
Наталья беспомощно пожала плечами, я попросил ее:
– Продолжай рассказывать о жизни Лены.
– Да мне и нечего особо добавить.
– У нее были недоброжелатели? Или скажу резче – враги?
– Я не слышала? И потом…
– Говори же, блин, говори! Это в твоих интересах.
– Ты Лену знал, она не слишком делилась с окружающими своими тайнами.
– Ты вообще-то интересовалась проблемами дочери? Как у нее складывались отношения на работе? С сотрудниками, с начальством? Она ни на что не жаловалась?
– Вроде бы ее там ценили: аккуратная, исполнительная.
– Иногда конфликтная.
– И такое бывало.
– Дорогу она никому не перешла?
Этого Наталья не знала. Ну что ж, поеду в институт, где Лена работала, сам переговорю.
– Понимаешь, Юра, в последнее время мы с дочерью общались редко…
– Кстати, о последнем времени. Ты что-нибудь слышала о Вадиме Капралове? Может, видела его?
– Нет, не видела. Но Леночка называла это имя. Они встречались. Лена надеялась, что у него серьезные намерения.
– А что конкретно она о нем говорила?
– Ничего особенного. Он – какой-то серьезный ученый в сфере нано-технологий.
– Он ей нравился?
– Похоже. Лена отзывалась о нем с восхищением. Думаешь, он каким-то образом причастен?..
– Ничего я, блин, не думаю. Лена могла быть от него без ума, а мне он не нравится. Сам не могу понять, почему?
– Так ты с ним встречался?
– Пока нет, но выражение лица у него неприятное.
Мне почудилось, что в грустных глазах Натальи на мгновение промелькнула легкая ирония. Должно быть, решила, что я приревновал его к Ленке, пусть даже мертвой. «Не обольщайся, старушка, твоя дочь в свое время надоела мне, как горькая редька».
Мы медленно двинулись вдоль аллеи. Я специально перевел разговор на воспоминания о Лене. Одно случайно оброненное Натальей слово может дать толчок какому-нибудь неожиданному выводу. Нет, пока все сказанное ею, вряд ли могло послужить причиной убийства моей бывшей жены.
И снова мне показалось, будто я упускаю некую важную деталь, с помощью которой можно вычислить преступника! И что же я упускаю?!
Я на мгновение представил, как он гуляет в этом же самом саду, на этой самой поляне, смеясь, выглядывает вон из-за того дерева…