Последний американец
Шрифт:
— А какое тебе до них дело?! — попробовала ершиться Кармен.
— Мне кажется, что у тебя должно получаться.
— Спасибо за комплимент. Попробую.
— Дашь почитать?
— А ты поймёшь?
— Ты думаешь, что я только в математике и истории спец? — выразил обиду Диего.
Кармен порылась в памяти и припомнила, как Диего на спор читал какого — то древнего поэта. Бёрнса. И не нашлась что сказать. Вопрос был риторический.
— Если не секрет,
— Многих — да, ненавижу.
— Есть за что?
— Есть. Кого за дурость, кого за подлость… Ты ведь тоже бьёшь их не за то, что они добрые и умные.
Кармен усмехнулась.
— Тебе ведь и своих друзей раза два пришлось защищать? — добавила она.
— Так это у тебя нечто типа личной вендетты?
— Какой догадливый… — скривилась Карменсита. — Да. Месть. И за маму тоже.
Диего — Сергей, бросил вопросительный взгляд ожидая продолжения.
— Ты сам знаешь, что когда мне было семь, отец нас бросил. Тогда, когда нам было очень тяжело. Он был такой же как… Как Гарри, Как Джон.
Тот же Гарри и Джонни ещё тогда надо мной подшучивали. Было очень обидно. А теперь, хвосты пораспускали… Павлины. Ненавижу!
— Ну… дело не в том, что они павлины… А в том, что нужно им, и что нужно тебе самой. — попробовал смягчить ситуацию Диего.
— «Им», «мне»… Вот если ты такой догадливый, скажи мне прямо, почему я вижу кого — то из них, вижу что симпатичный, а когда он только рот откроет, так сразу же его прибить хочется?!
Кармен повернулась к Диего. Видно было, что ответ на этот вопрос её сильно мучает.
— Скажи! Скажи прямо! — с вызовом сказала она. Диего пожал плечами.
— Ты хотела, чтобы тебя любили, а они хотят твоё тело. Чтобы насладиться, чтобы гордиться тем, что обладают им. Твоя душа и ты сама как личность для них не нужны. Ведь так?
— Да что ты знаешь!.. — вспылила Кармен. Противоречия, раздирающие её натуру не давали признать то, что Диего опять оказался прав. Всё это время, когда вела свою «вендетту», она это знала.
— Я тоже человек. И они, — Диего махнул в сторону своих друзей носящихся вокруг луга — тоже люди. Они тоже чувствуют. И знают. По себе.
— Тоже чувствуют, что и я?
— Да. Только у них другой путь.
— И у тебя тоже? Ведь ты из моих подруг всех отшил. Это твой путь?
— Но я ими не крутил, как ты парнями.
— Но ведь отшил! Почему?!
— Большинство из них, мне неприятны. У них запросы… слишком низкие. И подходы слишком уж… грязные.
— Грязные?
— Грязные… Что странно.
— А почему «странно»? И почему «грязные»? — Удивилась Кармен.
— Странно потому, что они, хорошо видно, — не этого хотят. А грязные, потому, что…
Диего смутился.
— Они набивались к тебе в постель? — спросила прямолинейная Кармен.
— И это бывало тоже… — смутился Диего.
— Какой ты правильный! — с осуждением сказала Кармен, и с насмешкой посмотрела на Диего.
— В каком смысле «правильный»?
— Ну… ты ведёшь себя как наш падре… И как он говорит быть правильным. Ты верующий?
— Нет, я не верующий.
— Странно. Обычно, так как ты, ведут себя глубоко верующие. А они вообще такие… бараны!
— А почему ты удивляешься тому, что я веду себя как те самые верующие?
— Потому что не баран.
— Не баран?!
— Ты хищник. Что в тебе и привлекает. Лев.
— Спасибо! Польщён.
— Это не комплимент. Это факт.
— Но ведь другие парни тоже стараются быть хищниками…
— Стараются. Только остаются баранами. Это маски у них такие — львиные. А внутри они все бараны.
— Ты любишь с них маски сдирать? — усмехнулся Диего.
— Ты верно подметил. Именно СДИРАТЬ! — тщательно, ударением, хищно отметила Карменсита последнее слово. — Они все фальшивые!
— Вот и я твоим кумушкам сказал, чтобы они не носили маски. А они всё равно липнут.
— Ну ты им не только это сказал! — ехидно заметила Кармен.
— Честно, прямо, но вежливо. И всё равно липнут. Просят помощи, которой многим и не нужно.
— А ты так до сих пор ничего не понял? — также ехидно спросила Кармен.
Диего обескураженно помотал головой.
— К тебе они липнут не потому, что ты красавчик… впрочем, ты действительно красавчик… а потому, что видят в тебе человека. Не брутальный кусок мяса, а того, кто может понять, помочь, хотя бы сочувствием.
Здесь Диего — Сергей попал на то, очень распространённое явление, которое мешает увидеть за собой то, что легко видят другие. Он привык к этому, и не замечает. Да и кажется ему это вполне естественным. Впрочем, также как и всех, кто вырос в среде чисто коммунистического общества Каллисто. Относиться к людям по — человечески, это уже даже не привычка, а человеческая потребность, часто забиваемая и забываемая в обществах более низких. Как по культуре, так и по развитию.
Его передёрнуло от этого осознания. Осознания того, насколько они, каллистяне, отличаются от общества и преобладающей культуры Ёс.