Последний американец
Шрифт:
Кармен восприняла это по — своему.
— Ты не согласен?! — удивилась она.
— Н-нет… Почему — же… Согласен. Я вот, просто подумал, что в нашем обществе что — то не так, если забыли это. Забыли как поступать по — человечески. По — человечески относиться к людям.
— Но эта человечность тебе не помешала побить Джонни с компанией! — продолжила наступление Карменсита.
— Они вели себя не как люди, а как звери. Обезьяны.
— Ты их тогда не посчитал за людей?
— Почему же… Они люди, но вели себя как те самые… Обезьяны!
Они оба посмотрели как по лугу перекатываются сверкающие
— Теперь мы квиты! — с лёгкой горечью, после длительной паузы, наконец сказала Карменсита.
— Квиты? За что?
— Ты мне объяснил, что я есть и почему. А я тебе….
Стало грустно.
А над ними раскинулось бескрайнее звёздное небо, в завитках ярких туманностей. И как отражение его, луг бушевал звёздной метелью светлячков, носящихся между сиреневыми колокольчиками, изливающими свой первый свет навстречу звёздам, под которыми они так давно не были.
Смысл задания, которое получил Сергей — Диего был самый простой — прорваться через Армию, отслужить два года, и выйти на командные должности в этой цивилизации. Федеральная Служба тут на Ёс включала в себя и Армию, поэтому идя служить в «федералы», неизбежно попадаешь куда — то очень близко к Армии. Таковы были задания и у других его собратьев по внедрению.
Ему же досталось одно из самых неприятных направлений — через Звёздный Десант. Вообще, каждому, кто шёл в реальный десант на Ёс, было дано своё направление. Но все эти направления, траектории, сходились. Там, где принимаются решения для всей цивилизации. Надо было не просто пройти в те высоты, но и захватить их. Повернуть цивилизацию до того момента, когда станет слишком поздно.
Ещё до встречи со звездолётом Тёмного Клана, и так и эдак крутили возможности иного пути реагирования на складывающуюся угрозу. Один из этих путей — ограничиться вызовом в этот кластер массированной помощи из Диаспоры Ирби, кластера Каллисто и даже от Миров Прародины. По любому получалось, что помощь не успевает. Чтобы реально что — то можно было спасти, надо было действовать по нескольким направлениям сразу. А именно: как бы ни казались малы силы и возможности двух звездолётов, двух сильнейших диаспор Великого Кольца в этой части Пространства, но только сложение этого воздействия, и прихода той помощи (которая может прийти слишком поздно), мог дать нужный эффект — спасение максимально большого количества разумных.
Но беда тут заключалась в том, что помощь от Диаспор действительно могла прийти слишком поздно.
Пока дойдёт весть, а она на такие расстояния, через ретрансляторы идёт долго; пока промышленные мощности Диаспор перестроятся и произведут то, что никогда ранее не делали, а именно боевые звездолёты; пока будет подготовлено достаточное количество людей для них; пока, наконец, они прибудут сюда — всё будет кончено. Раковая опухоль великой межзвёздной войны разовьётся настолько, что будет уже угрожать всем!
Да, шансов мало. Но попытаться надо.
Иначе…
Иначе гибель очень многих не просто отдельных разумных, а целых миров.
Не зря по Великому Кольцу ходили страшные истории про выжженные миры и легенды о миллионы лет назад прокатившейся по мирам войне. Войне, вызванной вот такой агрессивной, конкурентной цивилизацией, каким — то невероятным стечением обстоятельств не убившей себя сразу и вышедшей к звёздам.
Страшно было наблюдать вот так — изнутри и вблизи материализовавшиеся мрачные легенды. Не потому, что она угрожала лично. А личная угроза здесь присутствовала явно. Причём для всех живущих на Ёс и её колониях.
Страшно потому, что именно от землян сейчас зависело будет ли жить вообще эта цивилизация, будут ли жить её соседи и вообще…
Страшно было не успеть.
Сейчас каждый из десанта решал сходные задачи.
С одной стороны, каждый шёл на Федеральную Службу, чтобы после иметь возможность участвовать в политических боях.
С другой, они формировали вокруг себя ячейки будущего общества. Того, которое не будет отягощено Злом. Для которого сами слова «война» и «конкуренция» будет оскорблением.
Но для этого нужно было ещё сформировать в каждом из новых людей философию, которая была бы адекватна и ситуации, и жизни. А пока, приходилось наблюдать довольно страшные эпизоды, использования какой — то вывихнутой логики. Когда и защитники, и противники ненасильственного мира были одинаково не правы.
— А моя мама говорит, что насилие никогда не может ничего создать.
— Д а? — Дюбуа холодно посмотрел на нее. — А я уверен, что отцы известного тебе города Карфагена были бы очень удивлены, узнав об этом. Почему к ним не обратилась твоя мать? Или ты сама?
Они цепляли друг друга уже давно: девчонка не считала нужным лебезить или опасаться Дюбуа, ведь экзаменов по его курсу не было. Она и сейчас не скрывала раздражения:
— В се пытаетесь посмеяться надо мной! Всем известно, что Карфаген был разрушен!
— М не казалось, что ты этого не знаешь, — сказал Дюбуа без всякого намека на улыбку. — Но раз ты в курсе дела, может, тогда ответишь: что иное, как не насилие, навсегда определило их судьбу? И вообще я не собирался смеяться лично над тобой. Я против своей воли начинаю презирать беззастенчиво глупые идеи и принципы — тут уж ничего не могу поделать.
Всякому, кто исповедует исторически не обоснованную и аморальную концепцию насчет того, что «насилие не в состоянии ничего создать», я посоветовал бы подискутировать с духами Наполеона Бонапарта и герцога Веллингтона.
Насилие, откровенная сила, в истории человечества решило гораздо больше вопросов, чем какой — либо другой фактор, и противоположное мнение не имеет права даже называться концепцией. Глупцы, забывающие эту главную правду в истории человечества, всегда платят или, во всяком случае, платили за это недомыслие своей жизнью и свободой… Еще один год, еще один класс отучился — и еще одно поражение. В ребенка еще можно заложить какие — то знания, но научить думать взрослого человека, видимо, невозможно.