Последний бастион. Фантастические романы
Шрифт:
— Так много разновидностей… — Это была Зацита, с ее обычным тактом. — Я и не думала, что их так много. Да, Зор, это необычный цвет для небесного существа. Но у каждого мира свои чудеса.
Филх подошел к закатанскому мальчику, который гладил алое перышко.
— Если хочешь, — сказал он с дружелюбием, которое редко показывал раньше, — я покажу тебе ночных птиц…
Желтые губы Зора растянулись в широкой улыбке:
— Сегодня, пожалуйста! И вы их позовете так же?
— Если ты будешь вести себя тихо и не вспугнешь их. Они более робкие, чем те, что живут
Зор возбужденно зашевелился.
— Это, — громко объявил он, — самые удивительные каникулы. Я хочу, чтобы они никогда не кончались!
Взгляды четырех взрослых встретились над его головой. И Картр знал, что думают они об одном и том же. Для них это изгнание, вероятно, никогда не кончится. Но… жалеют ли они об этом? Картр пока не мог их спросить.
Рейнджеры провели день, проверяя свое снаряжение и занимаясь мелким ремонтом. Одежда становилась проблемой… разве что они последуют примеру туземцев и будут носить звериные шкуры. Картр подумал о приближающемся холодном времени года. Может, переселиться южнее? По-видимому, ради закатан это нужно будет сделать. Он знал, что холод вызывает у рептильного народа оцепенение, которое постепенно переходит в летаргию.
Они по двое следили за туземцами и доставляли всю информацию Зикти, который собирал ее с таким видом, будто готовил научную работу.
— Среди них есть несколько физических разновидностей, — заявил он однажды вечером, когда Филх и Смит, дежурившие в этот день, закончили свой доклад. — Ваши желтоволосые белокожие люди, Картр, только одна из них. А Филх наблюдал клан темнокожих черноволосых…
— Судя по легкой одежде и незнакомым вещам, они из другой, более отдаленной местности, — добавил тристианин.
— Странно. Такие различные расы на одной планете. Жаль, что я не занимался углубленно психологией гуманоидов, — продолжал историк.
— Но все они примитивны. Этого я не понимаю, — удивленно произнес Смит, приканчивая последнюю ложку еды. — Город был построен — и оставлен в полной готовности — людьми с высокоразвитой технологией. А туземцы живут в палатках из звериных шкур, носят одежду из тех же шкур и боятся города. И готов поклясться, что глиняная посуда, которой они сегодня торговали, сделана вручную!
— Мы понимаем это не больше вас, мой мальчик, — ответил Зикти. — И не поймем, если не изучим их историю. Если они и владели какими-то технологическими знаниями, то давно их забыли. Или, сознательно запретили все, связанное с «богами», возможно, в результате общего упадка цивилизации — можно найти много объяснений.
— Может, это потомки рабов, оставленных здесь улетевшими хозяевами? — вступил в/ разговор Рольтх.
— И такое возможно. Но обычно высокоразвитая цивилизация не знает рабства. Рабы должны были бы смотреть за машинами, а у жителей города этим занимались роботы.
— Мне кажется, — начал Филх, — что на этой планете однажды нужно было принять решение. И некоторые приняли одно решение, а другие — другое. Некоторые улетели, — он когтем показал на небо, — остальные предпочли остаться, жить близко к природе и постепенно впали в дикость…
Картр выпрямился. Что ж, пожалуй, это верно! Люди, делающие выбор между звездами и землей! Да, наверно, именно так и было. Именно потому, что сам он не так давно ушел в космос, он понимал это. И, как знать, не потому ли, что народ Филха сам стоял перед таким выбором, принял решение и сейчас отчасти о нем сожалеет, тристианин первым сумел разгадать загадку.
— Упадок, регресс… — вмешался Смит.
Но Зацита покачала головой:
— Если живешь только машинами и мечтой о власти, тогда да. Но, возможно, те, что остались, избрали лучший образ жизни.
Картр ухватился за эту мысль. Может, пришло время и его народу сделать выбор, который уведет их далеко от прежних дорог… или только назад…
Время тянулось медленно. В конце концов туземцы начали расходиться. Прождали еще пять часов после ухода последнего клана, потом убедились, что ни с кем уже не встретятся. И наконец в середине дня они спустились, по склону и прошли по остаткам лагеря между еще дымившимися кострами.
У основания лестницы, ведущей к портику здания, они оставили мешки и тюки. Двенадцать широких ступеней с выбитыми за тысячи лет углублениями вели вверх. Они поднялись по ступеням и прошли между мощными колоннами. На лестнице виднелись следы недавнего пребывания туземцев.
Внутри было бы темно, если бы строители здания не покрыли его центральную часть прозрачным материалом. Медленно, плотной группой проследовали они в середину огромного зала. На три стороны от них расходились секции сидений, разделенные узкими, проходами. На спинке каждого массивного кресла из какого-то прочного материала, неподвластного времени, был вырезан символ. С четвертой стороны находился помост с такими же креслами, причем центральное стояло выше остальных.
— Вероятно, правительственное здание, — предположил Зикти. — Здесь сидел президиум. — Он указал на помост.
Картр осветил фонариком символ на ближайшем кресле. И застыл, не веря своим глазам. Потом осветил следующее кресло, и следующее. И начал читать символы, которые знал так хорошо!
— Денеб, Сириус, Ригель, Капелла, Процион. — Не сознавая этого, он почти кричал, как будто производил перекличку… такая перекличка не звучала в этом зале уже больше четырех тысяч лет. — Бетельгейзе, Альдебаран, Полярная…
— Регул, — отозвался Смит с другой стороны зала. В его голосе звучало то же крайнее возбуждение. — Спика, Вега, Арктур, Альтаир, Антарес…
Теперь вступили Рольтх и Дальтр:
— Фомальгаут, Альфард, Кастор, Алгол…
Они называли звезду за звездой, систему за системой. И наконец встретились на помосте. И замолчали, когда Картр, полный неведомого прежде благоговейного страха и почтения, осветил последний символ. Именно он должен был находиться здесь!
— Земля, Солнечная система. — Он произнес вслух эти три слова, и эхо, казалось, прозвучало громче, чем от названий сотен остальных звезд. — Земля — начало человечества!