Последний билет в рай
Шрифт:
— Зови Варьку.
Афалина появилась не сразу — мне пришлось дважды взяться за весла, чтобы немного отгрести от каменной россыпи, куда лодку медленно, но верно относило почти неощущавшимся прибоем. Наконец по правому борту мелькнул знакомый плавник, ярко выделившийся на фоне звездного неба — я же говорил, что светлее станет! — и Варька вопросительно ткнулась носом в туго накачанный борт.
— Нам нужна помощь, — сообщил я, легонько хлопнув напарника по спине — не фиг спать, работа есть. — Сплаваешь на разведку?
— Варька помогать! — с готовностью отозвалась афалина. — Куда плыть?
— В лагуну. Посмотри, есть ли там люди. И лодки.
— Варька понимать! Смотреть большие плавучие раковины и человеки! Большой черный Денисов ждать здесь!
Игриво взмахнув хвостом, Варька ушла в глубину. Где она вынырнула, на фоне черных скал я так и не разглядел, поэтому перестал заморачиваться и разлегся на дне лодки, упершись полусогнутыми ногами в переднюю банку и довольно удобно разместив голову на задней. Петровичу пришлось потесниться, но я оставил его праведный гнев без внимания — за прошедший день я порядком утомился, несмотря на краткий послеобеденный сон. Через некоторое время отпущенная на волю волн лодка уперлась бортом в камень, но я лишь лениво матюгнулся, не желая менять позу. Ничего нам не будет, вон как баллон пружинит…
Варька вернулась примерно через час — я по таймеру на забрале засек. Собственно, время пролетело незаметно, я ухитрился задремать и пропустил появление афалины. Разбудил меня Петрович, вернее, излучаемая им волна радости. Мне снилось что-то очень приятное, так что я не сразу осознал, что в мои безмятежные грезы вторглась чужая эмоция: лишь почувствовав на языке привкус копченого кальмара, я чертыхнулся и выпал из объятий Морфея. Варька от избытка чувств окатила меня тучей брызг и выдала взволнованной скороговоркой:
— Человеки нет! Большие плавучие раковины нет! Варька не понимать!
— Ты уверена?
— Варька знать — человеки нет.
— На берегу тоже? — на всякий случай уточнил я.
Я уже как-то упоминал, что объекты на суше афалин не интересуют, они воспринимают их деталями рельефа, но попытка, как говорится, не пытка…
— Пещера с большие плавучие раковины темно! Человеки нет! Варька не понимать!
— Ладно, мать, успокойся!.. — Я похлопал афалину по горбатому носу и принялся размышлять вслух: — Интересно, куда они все могли деться? Самый логичный вывод — их тоже всех перебили. Только кто? И зачем? За каким, я вас спрашиваю, хреном?!
Успокоившись так же резко, как и сорвался на крик, я в полном смятении помотал головой, прогоняя мрачные мысли, и позвал афалину:
— Варька…
— Слушать!
— Покрутись пока здесь, ладно? Мы с Петровичем поплывем в лагуну. Если что, позовем. Если не позовем, приплывай утром к эллингу. Хорошо?
— Варька плавать! Вернуться утром. Ночью ловить рыба.
— Ну вот и славно, — подвел я итог беседе. — Петрович, не спи! Смотри вперед, тут недолго на каменюку нарваться. Ты же искупаться не горишь желанием?
Кот в ответ зашипел и одарил меня мерзким ощущением мокрой шерсти, липнущей к коже. Получилось весьма натурально, меня аж самого передернуло от отвращения. Махнув афалине на прощанье веслом, я погреб прочь от рифа, ориентируясь по двум бесформенным пятнам особенно густой тьмы — тем самым утесам, между которыми прятался вход в бухту. Когда камни наконец остались за кормой, я облегченно выдохнул и заработал веслами увереннее: сама лагуна была довольно глубокой и неприятных сюрпризов не таила, это я еще с вечера разглядел. Существовал риск наскочить на мель в проходе между пляжем и утесом, но, будь это так, вряд ли бы загадочные «человеки» расположили базу в заводи: катера типа моей утопленной «тройки» там бы элементарно не прошли, и их пришлось бы держать в другом месте. Ни один здравомыслящий человек на такое бы не согласился. Добровольно, я имею в виду.
Мои опасения оказались напрасными — мы спокойно пересекли лагуну и прошмыгнули в заводь. Вокруг царила мертвенная тишина, нарушаемая лишь мерным плеском весел да стрекотанием каких-то насекомых в зарослях. К такому звуковому сопровождению я уже давно привык и совершенно его не воспринимал: тренированный слух пытался вычленить из мерного шума звуки нехарактерные, выделяющиеся на естественном фоне, но таковые отсутствовали. От этого становилось еще страшнее — не может в человеческом поселении быть такой тишины. Да и темень такая не характерна. Даже глубокой ночью обязательно что-нибудь гудит, тарахтит и колотит, в крайнем случае где-нибудь мерцает сигарета или светятся окна. А тут все кругом мертво… Брр!.. Озноб до костей пробирает. Того и гляди, на каждый шорох дергаться начну и визжать от ужаса, как какая-нибудь тупая блондинка из фильма ужасов.
Петрович мое состояние разделял в полной мере — застыл на носу лодки, вытянув шею и прижав уши. Еще чуть-чуть, и начнет утробно завывать, тихо, почти не слышно, но оттого еще более жутко. Вон как шерсть на загривке топорщится!
Едва не выронив весло, я обругал себя тряпкой и прибавил ходу. Ну его на фиг, болтаться посреди лужи в совершенно беспомощном состоянии. На берегу все проще будет, там и укрыться можно, и убежать в случае чего.
Из темноты прямо по курсу вдруг проступило какое-то массивное сооружение, довольно далеко вдававшееся в заводь, и лишь когда лодка почти уперлась в него носом, я понял, что мы достигли цели — ноктовизор прорисовал на забрале нечеткие контуры до боли знакомых пластиковых «сэндвичей». Ворота эллинга были опущены, так что с этой стороны проникнуть в помещение не стоило и пытаться. Не давая страху окончательно одурманить себе разум, я осторожно повел лодку вдоль стены из пенобетонных блоков, и буквально через несколько мгновений борт отпружинил от довольно круто обрывавшегося в воду берега. Петрович, не дожидаясь команды, сиганул во тьму, мгновенно слившись с ней — ему даже не пришлось менять окрас, он уже давно мимикрировал под цвет баллона. Я же тем временем притер лодку бортом вдоль среза воды и довольно неуклюже выбрался на сушу, едва не выронив «меркель». Стараясь не очень сильно шуметь, выволок следом надувнушку и притаился под стеной эллинга, упершись в нее спиной. Уютно лежащий в руках штуцер вселял некоторую уверенность, и всепоглощающий ужас потихоньку отступил. Правда, пока еще лишь с ворчанием скрылся в тени, а не сбежал с обиженным визгом, но лиха беда начало, как говорится…
Петрович вернулся через несколько минут, не обнаружив ничего особо страшного. Я даже было развернул рамку ППМ на забрале, но ничего не рассмотрел и плюнул на это дело. Тем более что напарник, оказавшись в родной стихии, тоже обрел былую уверенность и разведку провел по всем правилам егерского искусства. Его доклад по возвращении был на редкость лаконичен: «Чисто!» Правда, он всего лишь пробежался по близлежащим окрестностям, в помещения не заглядывал и до складского комплекса, или что там за косогором, не дошел — команды не было. Тем не менее чувствительный нос и чуткие уши ничего подозрительно в непосредственной близости не выявили, и я окончательно успокоился. Внезапного нападения можно было не опасаться — по крайней мере, пока.
— Ну что, посмотрим эллинг? — шепнул я, поглаживая напарника.
Тот с готовностью прошмыгнул за угол. Шагнув следом, я машинально вскинул штуцер, взяв на прицел дверь: кот застыл у проема шлюза в характерной позе со вздыбленным загривком и тихонько урчал, трепеща усами. В отличие от холодных стен, теплого кота ноктовизор прорисовывал на забрале во всех подробностях.
— Что там? Опасность?
Петрович перестал урчать и поскреб дверь лапой, заодно одарив меня сложным комплексом ощущений: застарелый запах крови, уже с тухлинкой, почти осязаемый ужас и безнадежность. А вот это уже совсем не смешно! Если и тут всех порешили… Да что же на этой планете творится?!