Последний бог
Шрифт:
– Послушай меня. Я знаю, почему ты здесь, и примерно представляю, для чего. Только сделай мне одолжение, не говори ничего, если тебя об этом не попросят или если это не будет соответствовать общей нашей линии. Хорошо?
– То есть, вы позвали меня просто для того, чтобы я кивал? Зачем тогда это потребовалось?
Ожегов посмотрел на Лилина. Ему было интересно, что скажет тот. Раз он ведёт основную линию диалога, то он и должен был сейчас вести обсуждение с вновь приглашённым делегатом.
– Отчасти из-за того, что в переговорах об их божественности ваше слово будет весомее нашего, - ответил Лилин, - мы пробовали несколько линий, согласно которым смогли бы доказать им собственную самостоятельность. Но даже в самом удачном стечении обстоятельств всё упиралось в то, что они не признают наше мнение.
– Почему тогда вы решили, что они послушают меня?
– Во-первых, вы священник. Во-вторых, свежий взгляд на происходящее. Именно поэтому мы стараемся не слишком сильно готовить вас. Вы всё равно наш последний шанс, а глупо использовать его на то, чтобы сделать что-то, что уже не принесло результата.
– Только не вздумай ввязаться с ними в спор, - добавил Ванин, - они тебя заклюют, и даже мы не сможем ничем помочь.
– Я постараюсь, но, признаться, я не представляю, чем моё появление может изменить ситуацию.
– Беда в том, что нас не устроит "постараюсь", - сказал Ванин, - ты должен сделать даже не всё, на что способен, а больше этого.
– Не думаю, что давление - хорошая идея, - вступил в разговор Лисицын, - при всём моём уважении.
– Я просто хочу, чтобы он представлял себе ситуацию, а не думал, что это очередной его знакомый, который захотел вместе помолиться.
Ожегов никак не отреагировал на эту фразу, памятуя о том, что советник только кажется грубым. Правда, даже если всё это лишь внешние черты его поведения, могло показаться странным, как его назначили в команду, которая ведёт важные переговоры, где всё зависит не только от слов, но даже от интонаций, с которыми они будут сказаны.
Всё то время, пока Ванин пытался навязать Ожегову линию поведения, которую считал правильной, советник добряков стоял около окна, и оценивающе смотрел на них. Он отмечал все слова, манеры, как будто они были теми самыми инопланетянами, за которыми ему нужно было следить.
– Вы ведь помните основные принципы религии, - сказал Лилин, - если вас спросят о них, расскажите. Постарайтесь вывести разговор так, что они не могут быть нашими богами.
– Это и есть концепция?
– спросил Ожегов.
– Да, - ответил Ванин, - они должны быть с нами на равных, и мы должны нормально войти в галактическое сообщество.
– Хорошо, только мне непонятен один момент. Представьте себя на их месте. Кто-то, кого вы считаете ниже себя, пытается что-то вам доказать. Вы бы поверили ему на слово?
– Если ты имеешь что-то, что подтвердит твои слова насчёт твоей религии, то ты можешь взять время и притащить это сюда.
Это выглядело грубостью даже на фоне общего отрицательного настроя Ванина.
– Нет, конечно же. У меня ничего подобного нет.
От этого разговора у Ожегова осталось сугубо негативное впечатление. Однако это никак не повлияло на его готовность. Он даже решил, что с инопланетянами будет в чём-то проще. Если уж они хотят показать свою божественную сущность, то они как минимум не должны относиться к священнику предвзято и заранее сомневаться вообще в необходимости его присутствия. А раз так, то они не будут на него напирать. Да, их сложно переспорить, и они смотрят на Землян свысока, но в целом они всё равно казались Ожегову более уважительными, чем некоторые из людей. К тому же, столько уже было разговоров о предстоящем мероприятии, что он уже устал от них, желая перейти к самому мероприятию.
Глава четвёртая
Синтез души
Ганиадданцы не просто были очень похожи на людей. Если бы перед человеком без предупреждения предстал ганиадданец, он признал бы в нём соплеменника. Проще было сказать, чем они отличались. В первую очередь манерой движения, которая казалась немного неестественной, и таким же неестественным взглядом. Но всё это не бросалось в глаза, а замечалось при наблюдении в течение нескольких минут, а с самого начала можно было принять их за людей. На них были свободные одежды, чем-то напоминавшие туники из древних времён. Лично Ожегову это показалось отсылкой к их божественной сущности, хоть и не слишком умелой. Не все элементы истории человечества непосредственно были связаны с религией. Далеко не все.
Трое ганиадданцев расположились напротив пятерых землян и мягко, почти синхронно кивнули в знак приветствия.
– Сначала хотелось бы представить вам вновь присутствующих господ, - начал Лилин, - это господин Лисицын, кандидат в совет, а это господин Ожегов.
– У господина Ожегова необычный знак. Мы не видели такого прежде, - сразу же, прервав процедуру знакомства, начал инопланетянин, сидевший в центре.
– Верно, - неловко продолжил Лилин, - господин Ожегов священник. Специалист по религии.
– Если он действительный специалист, то он в первую очередь не должен соглашаться с таким званием. Верно, господин Ожегов?
– Да, - подтвердил Вадим, - наше дело не отрасль, в которой можно быть специалистом. Но я по-прежнему не знаю, как называть вас.
– Я господин Саник, а это господин Мосн, - сначала центральный инопланетянин указал на того своего соплеменника, что сидел справа от него, а потом на того, что слева, - и господин Хоз.
– Очень приятно.
– Скажите, господин Ожегов, - вы, как священник, наверное, прибыли сюда подтвердить неправоту ваших соплеменников в том отношении, что они не хотят признавать нас вашими богами.
– Нет, - честно и прямо ответил Вадим, - я прибыл сюда, чтобы поговорить об этом с вами.
– То есть, вы нас не признаёте?
– Сожалею, но у нас нет никаких доказательств. К тому же, наш мир уже однажды имел некоторые события, в результате которых все боги, существовавшие ранее, были признаны несуществующими.
– Это очень интересный момент истории, - Саник улыбнулся ещё неестественнее, чем говорил, - но вы ведь знаете, что существовало мнение, согласно которому тот период был признан началом заката вашей цивилизации.