Последний бог
Шрифт:
– Кстати, вы не говорили, что ганиадданцы вкладывают в понятие служения им. Что мы должны будем делать фактически, после признания?
– Вам знакомо выражение "раб божий"?
– усмехнулся Добряков, - один из анахронизмов, которые придётся вернуть.
– Поправьте меня. Мы будем или изгоями или рабами. Так в чём нам смысл признавать их своим божеством?
– Смысл в том, что раб обретёт свободу рано или поздно, а изгои должны будут слоняться вечно.
– И это так страшно? Слоняться?
– В условиях нашей автаркии - нет. Но и на галактическую арену мы тоже хотим. Это новые возможности, как вы понимаете. Но нам нужно равноправие.
– Ладно, - Ожегов посмотрелся в зеркало и ещё раз убедился, что его форма в порядке, - что мы делаем сейчас?
– Сейчас у нас будет ещё одна встреча с ганиадданцами. Теперь уже они настаивают на вашем присутствии. Видимо, узнав, что вы священник, вас они хотят мокнуть лицом в дерьмо больше, чем остальных.
– Забавно, - улыбнулся Вадим.
– Пожалуй. Соглашусь с господином Лилиным и скажу, что это не характеризует их как высокоразвитую нацию. Идёмте.
Ожегов закрыл дверь, и они двинулись к лифту. Ждать кабинку долго не пришлось, и вскоре они уже спускались вниз.
– Могу я спросить вас то, что не совсем относится к делу, - обратился к Добрякову Вадим.
– Спрашивайте.
– Когда Лисицын говорил о вас, он сказал, что вы военный наблюдатель, главная цель которого оценить военный потенциал ганиадданцев на случай возможной войны.
– Верно. В этом нет секрета. От людей.
– Вы можете сказать примерные выводы? Они действительно намного более развиты, чем мы?
– К сожалению, не могу. В этом и заключается загвоздка. В нашей системе сейчас только три их корабля и многочисленные наблюдения показывают, что мы бы справились с ними, так сказать, одним мизинцем. Но мы ведь тоже не посылаем боевые крейсеры со всей вспомогательной группировкой, чтобы вести переговоры.
– Ну а вообще? Хоть какие-то предположения. Лично ваши.
– Лично мои предположения состоят в том, что они более развиты чем мы. Для примера - чтобы выучить любой из языков, когда-либо существовавших на Земле, потребуется три дня усиленных внушений. Чтобы хоть как-то изъясняться на ганиадданском - две недели, и, уверяю, Саник ставил бы вас в тупик каждой второй фразой. Но, при этом я считаю, что если бы они имели возможность покорить нас военным путём, они бы предпочли его. Да, мы не можем так легко и быстро создать человека с полноценной нервной системой, но это лишь один из аспектов, и далеко не показатель, к слову, поскольку мы к этому уровню близки, особенно если не считать головной мозг. Если допустить, что все их технологии так же отстоят от наших, то мы с кровью и болью миллиардов мы могли бы выдержать эту войну.
– Значит, они никакие не боги. Разве нет?
– Видите ли. Во-первых, их технологии могут быть гораздо более развитыми, чем мы можем предполагать. А во-вторых, дело даже не столько в них. Мы уже встречали одиночные нации, которые были нам не указ. Но тут речь идёт о некоем сообществе, на которое у нас нет выхода. Мы не знаем, что оно из себя представляет, и случись нам заиметь конфликт с одним из его членов, не придётся ли нам завтра воевать с половиной галактики?
– Да, это и впрямь было бы нехорошо, как и вообще военный исход.
– Боюсь, что, согласно исходу мирному, мы скоро уйдём в изоляцию.
– А есть ли среди наших прошлых знакомых те, кто уже согласился принять их божественность?
– Нам об этом неизвестно. Но если окажется, что есть, я бы не сказал, что это признание так уж помогает.
Переговоры велись тем же составом. Входя, Саник бросил на Вадима особенно долгий взгляд, никак не тянувший на простое оглядывание присутствующих. Да уж, его, пожалуй, мокнут в грязь больше всех, но и он начинал кое-что понимать. Конечно, не он первый, но он первый, кто так смело мыслил в нужном направлении.
– Вы провели достаточное количество наблюдений?
– сходу спросил Саник, - вы согласны принять наши условия?
– У нас есть некоторые трудности, - ответил Лилин, - ведущие как минимум к задержке.
– Каковы эти трудности?
– Видите ли, - советник вывел на экран изображение с новым генералом Лановым, - мы обратились к господину генералу с просьбой составления списка мер, которые требуются для наиболее эффективного улучшения нашего мира. Поскольку он является признанным специалистом военно-промышленной индустрии, именно эту отрасль мы попросили его проработать. На это нужно время.
– Один человек способен найти меры для улучшения всей промышленности вашего мира?
– с пренебрежением сказал Саник.
– Да, - ответил Ванин, - если этот человек - генерал Ланов. В его способностях мы не сомневаемся.
– Зато в них сомневаемся мы, - сказал Саник, - вы можете дать нашему созданию невыполнимые задачи, и на основании того, что он с ними не справится, признать, что он не является достоверной копией вашего лидера. Однако этот эксперимент не будет недостоверным, если мы одновременно не дадим подобные задания оригиналу.
– Увы, генерал находится в таком положении, что мы не можем обременять его такими заданиями, - сказал Лилин, - но мы можем дать вам проанализировать реформы, инициатором которых он был за всё время, что занимал свой пост.
– При этом эксперимент всё равно не получится чистым.
– К сожалению, у нас тоже есть основания предполагать, что данный эксперимент не чистый, - сказал Лилин.
– Каковы эти основания?
– возмутился Саник.
– Видите ли, - мягко продолжил Лилин, - в результате создания вы заложили в голову нового генерала всю его память, а вместе с ней и опыт. Данные задачи, которые сейчас на него возложены, он может выполнить, опираясь в том числе на него. Если бы мы могли поставить его в положение, в котором находился настоящий генерал Ланов, нет гарантий, что он смог бы проявить те же самые качества. Не говоря уже о его роли в перерождении мира.