Последний бой - он трудный самый
Шрифт:
У большого и почти неповрежденного дома стрелочка указывает вверх. Тут железная пожарная лестница, по ней наши разведчики взобрались на крышу, это ясно. Но нам-то на крыше делать нечего, а надо пробраться вперед, где застопорились танки.
Надо обходить дом.
— Держись левей, к Сарланд-штрассе.
Коротко щелкнул выстрел, и шедший впереди боец, не успев даже вскрикнуть, повалился ничком. Муратов предупредительно поднял руку.
Упавшего солдата за ноги подтянули назад, перевернули на спину. Пуля попала точно между глаз и убила его наповал. Муратов снял с головы каску и осторожно,
Вначале тишина, но вдруг снова — выстрел и пуля со звоном ударяла в каску. Снайпер! Сомнения нет... Теперь этот путь закрыт, искать снайпера в развалинах — долгое дело. А мы спешим.
— Что если залпом из нескольких «фаустов» пробить дыру в стене? И пройти через дом?
— Хватит у вас для этого «фаустов»?
— Должно хватить. У каждого автоматчика по трубе.
— Давайте.
Залп «фаустов» был дружный. Из стены, куда ударились кумулятивные гранаты, мгновенно пророс оранжевый бутон. Когда осела пыль, улетучился дым, мы увидали зияющую дыру и там, за ней, кусок освещенной комнаты.
Автоматчики рванулись туда...
* * *
Посреди улицы стояла пятнистая «пантера» с разорванной гусеницей. Ее башня вращалась без остановки, а спаренный пулемет так же непрерывно харкал длинными очередями. Это было похоже на лихой аттракцион с фейерверком. Правее горела вторая «пантера», черный дым переплетающимися клубками поднимался над ее кормой.
Слева на перекрестке одиноко прижалась к мостовой наша сорокапятимиллиметровая противотанковая пушчонка. Орудийного расчета возле нее почему-то не было. В раскрытых ящиках тускло поблескивали цилиндрики снарядов. А метрах в тридцати впереди перед бункером лежала перевернутая набок и изуродованная взрывом другая такая же сорокапятка, одно ее колесо медленно вращалось, вокруг — убитые артиллеристы. Кроме того, среди улицы накренился набок немецкий бронетранспортер. Наши фронтовики называли эти машины «гробами». На броне, накрывающей радиатор «гроба», красовался его номер «SS900915», из кабины водителя полувывалился убитый с унтер-офицерскими галунами на воротнике шинели.
Совсем близко слышались автоматные очереди немцев и громкие команды их командиров. Судя по всему, фашисты пытались вновь овладеть бункером.
— Степин! Пару отделений с ручными пулеметами на ту сторону — к сорокапятке!
— Понял! — крикнул Степин. — Отделения Екатериничева и Чорного, за мной! — И первым бросился к пушке.
Позади вдруг раздались крики и топот солдатских сапог. Я оглянулся: сзади никого не должно быть. Но от пробоины в стене бежали артиллеристы с черными ромбиками истребителей танков на рукавах, все как на подбор — рослые, крепкие.
— Стой! Кто такие?
— Старший лейтенант Ивичев, командир истребительной противотанковой батареи из пехоты. Прибыл по вашему вызову! Что тут произошло, товарищ гвардии подполковник?
— А! Хорошо. Быстрее к тому орудию и — огонь! Немцы подходят, старший лейтенант. Отобьете атаку, доложите, где расчет.
— Есть! — козырнул Ивичев и, глянув в сторону исправной сорокапятки, даже присвистнул от удивления. — А ну, боги войны, за мной!
— Мне разрешите с ними? — спросил капитан Волков. — Что-то там не то... Я разберусь, помогу комбату. Да и похоронить бы надо погибших.
— Адъютант, вызывайте к рации начальника штаба. Какие новые данные об обстановке?
— Так я уже все узнал! Рота капитана Липаткина снова продвинулась. О!.. Слышите? Это его «коробочки».
Действительно, со стороны Вильгельм-штрассе слышались гул дизельных моторов и стук иэсовских траков.
* * *
Начальник разведки капитан Луговой бежал ко мне, тяжело прихрамывая. Он был без каски, лоб перебинтован окровавленным и обгорелым бинтом. Вблизи я увидел, что веки его тоже обгорели, а на месте бровей — опаленные рыжие завитки волос.
— Хорошо еще, глаза не повредило, — прохрипел Луговой. — Когда вон ту зверюгу приручали. — Он показал на горевшую «пантеру». — «Фаустом» обожгло.
— А что это за танец? — спросил я, глядя на «пантеру», у которой все вращалась башня, стрелял пулемет.
— Ту подожгли «фаустом», а эту решили взять живьем. Вот он! — Луговой кивнул на круглолицего разведчика Гусева, который наблюдал за стреляющей «пантерой» из подъезда, как кот за мышью.
Отверстие прицела в башне «пантеры» было заткнуто тряпками. Какие-то лохмы были накинуты и на смотровые отверстия механика и командира танка. Экипаж ничего не видел, не мог вести прицельный огонь.
— Когда артиллеристы разбили снарядом гусеницу, — пояснил Луговой, — Гусев прыгнул на корму и позатыкал им все смотровые приборы и щели. Теперь танк, как слепой, — стреляет кругом наугад!
Ослепнув, недавно еще грозная машина стала беспомощной. И двигаться ей невозможно — разбита гусеница! Вот и стреляют наугад, думают, помощь подоспеет.
По-видимому, от непрерывной и длительной стрельбы перегрелся ствол спаренного пулемета «пантеры»: пули, которые до этого вылетали узким, блестящим пучком, она стала как бы «выплевывать» во все стороны. Пулемет поперхнулся один раз, другой и... замолчал. Прекратила круговращение башня.
— Гусев, еще раз крикни им, пусть сдаются!
— Есть, товарищ капитан! — Разведчик, выбежав из подъезда, вспрыгнул сначала на опорный каток, а потом и на башню танка и застучал по ней прикладом автомата.
— Сдавайтесь! Аллес капут, ферштеен?
Никакой реакции. В танке словно все вымерли. Только, несколько раз пыхнув дымком, чихнул и опять замолк двигатель.
— Эй, фрицы! Дрей минутен! Сондерн—капут! Алсо: айн, цвай...
Досчитать до «дрей» Гусеву не пришлось. Люк приоткрылся, в щель высунулся грязный носовой платок. Потом появилось довольно упитанное лицо танкиста. На нем выделялись растерянные и напряженно-выжидательные глаза.
— Хенде хох! — закричал Гусев. — Давай-давай!
Один за другим немецкие танкисты пролезли через башенный люк и, скатившись с кормы, выстроились с поднятыми руками.
Для них война окончилась так.
...То ли в баках было мало горючего, то ли еще почему, но вторая «пантера» пока что не взорвалась. Хотя дым от моторной части валил интенсивно. Ясно было, пожар внутри танка все разгорался.
— А там есть живые! — закричал сержант Козуб. — Слышно, разговаривают!
— Чего лезешь к горящему танку? Под взрыв попасть хочется?