Последний бой
Шрифт:
Он вылез из-под душа, оставив воду включенной. Встал перед зеркалом в ванной и посмотрел на себя.
— Ты еще слишком молод, парень, чтобы умирать, — сказал он своему отражению.
На лице не видно было страха, только недоумение, будто его хозяин пытался что-то вспомнить. Лицо в зеркале было похоже на лицо незнакомца, чем-то озадаченного. Что-то крутилось у него в мозгу, и он никак не мог вспомнить, что именно. Что же?
Римо натянул брюки и поздравил себя, сумев надеть рубашку, так как, по крайней мере, смог просунуть руки в рукава. О том, чтобы надеть пуловер, не было и речи.
Что же это?
Что-то, о чем упомянула Линетт...
Что?
Что?
« Сначала ты, потом...»
Сначала Римо, а потом? Что потом?
«Сначала ты, потом...»
И он вспомнил, слова вновь прозвучали у него в ушах: «...потом старик».
Чиун!
Римо заковылял к телефону. Ему удалось зажать трубку между ухом и плечом, и, благодаря Бога за кнопочный набор, он набрал нужный код и номер бесплатной линии.
— Да? — послышался кислый голос.
— Это Римо. Который час?
— Два двенадцать, неурочное время для вас. Вы не помните, что...
— Мне нужна помощь, я ранен.
В санатории Фолкрофт Смит дернулся в кресле. За десять лет он не слышал от Римо таких слов.
— Ранен? Насколько серьезно?
— Порваны мышцы. Я не могу вести машину. Пришлите за мной кого-нибудь.
— Где вы находитесь?
— В доме Линетт Бардвел. Город Тенафлай, штат Нью-Джерси. Вы легко отличите меня от хозяйки: я пока что жив.
— Есть опасность утечки информации? — спросил Смит.
— Точно, Смитти. Молодец, соображаете. Побеспокойтесь о секретности.
— Хорошо, — ответил Смит ровным голосом. — В чем состоит опасность?
— Не знаю. — Римо вздохнул. Ему было больно говорить, а теперь еще и телефон давил на плечо. — Если секретность операции зависит от меня, ищите себе другую работу.
— Оставайтесь на месте, Римо. Помощь придет.
Смит вслушался — в голосе Римо не было ни намека на шутку или розыгрыш, когда он сказал:
— Поторопитесь.
Смит встал, аккуратно застегнул пиджак и вышел из кабинета. Сказал секретарше, что его не будет до конца дня — чем ее сильно изумил. За последние десять лет доктор Смит уезжал среди дня только по пятницам, когда приходил очень рано и работал без перерыва на ленч, так что набегало как раз восемь часов, когда ему надо было ехать в гольф-клуб. И как однажды выяснила секретарша, в гольф он играл сам с собой.
На вертолете, принадлежавшем санаторию, он долетел до аэропорта Тетерборо в Нью-Джерси, взял на прокат «форд-мустанг», хотя «фольксваген» обошелся бы гораздо дешевле и освобождался примерно через час, а Смит любил эту машину за экономичность.
Прибегнув к помощи телефонной книги и шофера почтового грузовика, он наконец отыскал дом Бардвелов. Смит остановил машину рядом с коричневым «фордом» и пошел к заднему входу, который вел на кухню. На стук никто не ответил. Дверь была открыта.
Он вошел в кухню, где повсюду были пластмассовые часы цвета пережаренной яичницы, керамические подставки для ложек, похожие на улыбающихся младенцев, для кофе, сахара и муки, напоминавшие переросшие жестянки из-под «колы». А затем направился в комнату, в которой все вещи тоже что-то напоминали.
Смит не склонен был философствовать и потому не задумывался, отчего в жизненном укладе Америки многие вещи представляли собой имитацию чего-то еще, и это было странно, так как лучше бы предметам первой необходимости выглядеть привлекательно и без ненужных выкрутас.
Худощавый человек в сером костюме тихо прошел по первому этажу, внимательно осматривая комнаты, кухню, столовую, ванную, гостиную с телевизором, увешанную наградами и дипломами за участие в соревнованиях по каратэ.
Он нашел Римо на втором этаже на полу спальни, около кровати. Рядом лежало тело обнаженной блондинки, лицо и голова которой были покрыты коркой запекшейся крови.
Смит быстро наклонился над Римо и сунул ему руку под рубашку. Тот скривился от боли. Смит смотрел на часы. Пятнадцать секунд он считал удары сердца. Их было двенадцать. Он умножил число на четыре. Значит, пульс Римо равняется сорока восьми ударам в минуту.
Если бы такой пульс был у самого Смита, он бегом бросился бы к кардиологу. Но он читал медицинские отчеты о состоянии здоровья сотрудников КЮРЕ, как финансист читает сводки с биржи, и знал, что для Римо такой пульс был нормальным.
— Римо, — произнес он.
Тот медленно открыл глаза.
— Вы можете идти? — спросил Смит. — Надо выбираться отсюда.
— Привет, Смитти, Следите за вашими скрепками для бумаг. Стоит вам отвернуться, как их тут же разворуют.
— Римо, постарайтесь встать.
— Встать. Да, надо встать. Нечего валяться, будучи на службе у государства.
Он опять закрыл глаза.
Смит, осторожно обхватив Римо руками, поднял его, удивившись, какой он был легкий. Когда его десять лет назад взяли на службу, он весил двести фунтов, и Смит знал, что потом он сбавил фунтов сорок, но так как это происходило постепенно, то было незаметно.
Отклоняясь назад, чтобы не потерять равновесие и не уронить Римо, он спустился на первый этаж. Каждый его шаг вызывал у Римо боль, от которой веки его закрытых глаз вздрагивали.
В кухне Смит посадил Римо на кресло у стола, вышел на улицу, чтобы завести мотор, и подъехал как можно ближе к двери кухни.
Он оставил дверь в машине открытой и вернулся в кухню. Римо открыл глаза.
— Привет, Смитти. Вы долго добирались сюда.
— Да.
— Кажется, я звонил вам много часов назад, и вот вы здесь и совсем не торопитесь, а я чувствую себя паршиво.