Последний бой
Шрифт:
— А вы что же здесь все еще стоите, майор? — спросил он у переминающегося с ноги на ногу Олега. — Идите, собирайтесь, составите фельдмаршалу компанию. Вы были в лагере Фридриха, а он, как и все остальные немцы, очень неохотно меняет привычный порядок вещей. Так что ваши знания вполне могут пригодиться при прорыве из города.
Груздев молча поклонился и вышел из кабинета, думая про себя, что в этот раз с удовольствием остался бы в Дрездене и пережил осаду, чем снова куда-то мчаться верхом в мороз. Но приказ есть приказ, к тому же Груздев прекрасно осознавал, что генерал прав, и у Ласси больше шансов безболезненно
Я наблюдал с высоты напротив Галльских ворот за тем, как разворачивается первая попытка штурма Берлина. Никто из моих офицеров, да и я сам не ждали, что город падет, стоит нам показать дула своих пушек. Что бы о пруссаках кто не говорил, но я не верил, что они просто возьмут и сдадут город. С другой стороны, мы не могли рассчитывать на длительную осаду, потому что, стоило Фридриху прислать кого-то на защиту города, и на этом можно было ставить точку в нашей авантюре.
Австрийцы тоже были малочисленны. Как я понял, участие во взятии Берлина и для них так же, как и для нас, было скорее отвлекающем маневром. Основные силы сейчас бравым маршем двигаются вопреки все канонам ведения войны к Силезии, чтобы попробовать взять реванш за свое поражение, и вернуть под руку Австрии эти земли.
Берлин располагался на двух островах и как таковых фортификационных сооружений не имел. Эту роль выполняли рукава реки Шпрее. Земляной вал опоясывал предместья лишь с одной стороны. Вторую сторону прикрывала каменная стена, но почему-то мне казалось, что толку от нее не слишком много.
Вернулся посланник, с ответом на требования капитуляции. Ответ можно было уложить в три коротких слова, но генерал Рохов высказался более изящно. Хотя суть от этого не изменилась. Но, это тоже было довольно предсказуемо.
К Котбусским воротам подкатили пушки на расстояние выстрела, и начался обмен выстрелами. Ни наши ядра, ни снаряды защитников не долетали до цели, а переставлять артиллерию ближе повышало риск остаться вообще без нее. На это мы естественно пойти не могли.
Когда и нам и защитникам надоело обмениваться ударами, Чернышев отдал приказ на штурм. Пруссаки не собирались сдаваться, тем более, что ворота остались не повреждены и ворваться в предместья Берлина наскоком у Чернышева не было шансов. Но ему удалось приблизиться довольно близко, когда пруссаки опомнились и ответили огнем из пушек. Рисковать людьми еще больше граф не стал, и скомандовал отступление.
И тут ворота распахнулись, и из них выскочила конница, которая припустила вслед за конницей Чернышева.
— Они что, идиоты? — я недоуменно повернулся к Петьке, который стоял рядом со мной, жадно глядя на разворачивающееся действо.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Возможно. Вот так переть, когда наши пушки не подавлены... Да, наверное, вы правы, ваше высочество, они идиоты. — Словно в ответ на его слова в гонящуюся за нашими конницу полетели снаряды, в том числе и зажигательные. Началась паника. Лошади явно не ожидали подобной подставы, и принялись вытворять черт знает что. Они были вымуштрованы, не боялись звуков выстрелов, но вот когда у тебя перед ногами что-то падает с неба, да еще и взрывается, ту и у самого флегматичного животного нервишки бы сдали, это точно.
Я уже хотел влезть в командование боем и приказать
— Зейдлиц-Курцбах ранен, — уверенно проговорил Петька и я внимательно посмотрел на него. Надо же, он не только в том мельтешении сумел разглядеть майора, но и определить, что того ранили.
— Не удивлюсь, если узнаю, что это именно он отдал этот полный самого отборного кретинизма приказ, — я сплюнул тягучую слюну, слегка нагнувшись в седле. — Удивительно, что его свои же не приговорили, потому что даже мне захотелось свернуть отдавшему приказ на преследование шею.
— Вам стало жаль пруссаков, ваше высочество? — Румянцев удивленно стрельнул в мою сторону глазами.
— Нет, мне стало жалко лошадок. Они же не виноваты, что у них такие убогие на мозги хозяева. Кстати, я тут кое-что заметил, пока Чернышев развлекался, катая ядра, а ты высматривал Зейдлиц-Курцбаха на предмет ранений, — я поднял палец вверх.
— И что же вы заметили, ваше высочество? — послушно спросил Петька, улыбнувшись краешком губ.
— Я заметил, что у них недалеко отворот расположен склад, из которого уже пруссаки выкатывали снаряды и бочки с порохом. И у меня возник вопрос, а нельзя ли как-то незаметно туда ночью пробраться? Во всем темном и облегающем, естественно.
— Зачем? — Петька нахмурил лоб. Ну что с них взять, они ведь такие благородные, все должно быть честь по чести, чтоб их. А вот я — истинный принц крови. Порода так и прет из всех щелей, Луиза Ульрика не даст соврать. Она такая же. И мы прекрасно себя чувствуем, намеренно ослабляя целое государство. А я прекрасно буду себя чувствовать, совершив диверсию. Тем более, что ее вполне можно военной хитростью обозвать.
— Чтобы взорвать, разумеется.
— Это я понял, — махнул рукой Румянцев. — Странно, что мне такое простое решение в голову не пришло. Зачем в темном и обтягивающем? — Настала моя очередь разглядывать Петьку как неизвестное существо. Вот тебе и честные, и благородные.
— Чтобы никто не догадался, — я тронул поводья, разворачивая коня и съезжая с высоты, направляясь обратно в лагерь. — Если мы сумеем провести диверсию, то завтра повторим штурм, причем попробуем штурмовать с двух сторон. Тем более, что самый основной генератор для залупани выведен из строя, — последнее предложение я проговорил про себя, потому что у меня не было никакого желания объяснять Румянцев, что такое генератор.
Глава 18
— Ваше высочество, посланник короля Георга чрезвычайно опечален тем обстоятельством, что по какому-то дикому недоразумению сумел вызвать ваше неудовольствие, — Мария подняла взгляд на склонившегося перед ней в поклоне Бестужева.
— Ну что вы, Алексей Петрович, господину Кармайклу вовсе не стоит думать, что он вызвал мое неудовольствие своим наглым поведением и совершеннейшим неуважением, которое он высказал в мою сторону, так и в сторону Петра Федоровича. Особенно, ему не нужно так думать во время отсутствия его высочества, — ядовито ответила Мария, с тоской думая о том, что было бы неплохо вернуться в Ораниенбаум, куда даже всесильный вице-канцлер не сможет зайти вот так запросто, как он заходит в ее апартаменты здесь в Петербурге.