Последний час надежды
Шрифт:
— Прощаю, Софи.
Она вновь бросилась мне на шею.
— Вас двое, — она прошептала и всхлипнула. — А я одна, и хочу быть с каждым, и чтобы другого не было. Я сошла с ума?
Я не успел ничего сказать, в дверь постучали. София отпустила меня, оттолкнула и скрылась в ванной.
— Брюс, Софи, — позвала Ники. — Обед готов.
Трое, Стоунхендж, 1 августа 2010 года, 7:45
Теперь мы заходили в каждый очередной проход втроём. София первым делом смотрела на часы. И каждый раз на её лице появлялось довольное выражение.
Всякий раз вокруг было полно туристов. Кроме последнего прохода, который вёл на запад. Там мы попали в охраняемую зону — вокруг Стоунхенджа, не подпуская ближе, чем на километр, обегал высокий забор, обнесённый колючей проволокой. Мы втроём оказались сотрудниками исторического музея. София посмотрела на то, сколько вокруг охраны и не стала настаивать на поездке в Солзбери. Позвонила прямо отсюда.
Я не могу привыкнуть к тому, как меняются их лица. Всегда казалось, что вижу что-то общее. В трёх случаях из восьми София оставалась той же римлянкой, которую я привык видеть в Галлии. В нашей Галлии. Немного менялся рост и тип лица. Два раза она была мулаткой, а остальные случаи я не взялся сам классифицировать. Делать фото пробовали, но без толку, по возвращении ничего нигде не было. А вот Ники меняла облики почти каждый раз — там были все мыслимые расы во всех мыслимых комбинациях. А я, похоже, так и оставался типичный галлийцем.
И всякий раз там было девять часов тридцать семь минут тридцать первого августа две тысячи десятого года. В каждой новой версии Галлии.
— Замечательно, — произносила она всякий раз. — Великолепно!
Когда мы заходили в проход повторно, время и дата там были теми же, что у нас. Привыкнуть к такому было нелегко.
Трое, Солзбери, 1 августа 2010 года, 9:20
— … Что теперь? — поинтересовалась Ники. — Пояснишь, чему ты так рада?
Мы вернулись в гостиницу в Солзбери и устроили себе второй завтрак, есть хотелось — сил нет.
— Каждый раз новая версия начинается в одной и той же точке, — указала Софи. — Я пробовала перемещаться в прошлое. Мне это несколько раз удавалось. То есть мы там не ограничены точкой слияния.
— И что?
— Мы перенесли себя в другие версии, Ники. Нас становится больше. Нет, не так. Мы, — она повертела карандаш между пальцами, — становимся мощнее. Наше присутствие — более плотным. Теперь понятно?
— Да, — ответила Ники.
— Нет, — ответил я.
— Помнишь квантовую механику? — София придвинулась ко мне. — Волновую функцию? Пока мы здесь, — она указала карандашом в одну из «новых Галлий» на своём чертеже, — наше присутствие дома почти пропадает. Но чем больше новых версий мы посетили, тем больше нас остаётся «позади». Не замечал?
Я отрицательно покачал головой.
— Я заметила, — согласилась Ники. — Да, ты права. Я помню себя — её — после того, как мы втроём уходим. Слабо, но помню. И не я управляю телом, а она.
— Ну хорошо, — кивнул я. — Что теперь?
— Мы пойдём дальше. В каждой новой реальности тоже есть проходы. Мы проверим ближайшие, прямо там же. В Стоунхендже.
— Софи, чего ты добиваешься?
— Я строю карту, — София выпрямилась и посмотрела Ники в глаза. — Если моя гипотеза верна, то на четвёртом шаге мы найдём версию, где уже были.
— На каком четвёргом шаге?
— Удаления. Мы уходим отсюда в один из проходов, там уходим в другую — в новый проход — и так далее. Где-то на четвёртом шаге удаления должны начаться совпадения реальностей.
Я чуть не застонал.
— Господи, это же, наверно, тысячи попыток!
— Две тысячи семьсот сорок четыре, — уточнила Софи. — Мы что, куда-то торопимся?
— И как ты собираешься отличать одну реальность от другой?
София вздохнула.
— Пока не придумала. Я хотела делать фото нас троих и сравнивать. Но раз фото не сохраняются…
— Сохраняются, — возразила Ники. — Это после первого визита ничего не сохраняется, кроме памяти. Потом всё сохраняется.
— Почему ты не сказала?! — возмутилась Софи.
— А ты не спрашивала, — пожала плечами Ники и… показала ей язык.
И они с Софией расхохотались. И у Софии сразу же пропало напряжённое выражение лица и морщинки со лба.
— Ты ищешь его? — спокойно поинтересовалась Ники, когда все успокоились.
— Да, — София выдержала её взгляд. — И ты знаешь, почему.
— А если…
— Я буду искать, — перебила её София. — Всё равно буду. Не мешай мне, Ники. И не смейся.
— Я не смеюсь над такими вещами, — Ники обошла стол и присела перед ней. — И ты знаешь, почему.
Они обе посмотрели на меня, и я понял. Встал и вышел из номера. И не было ни капельки обидно.
Мне трудно вспоминать, особенно теперь, когда Галлия невообразимо далеко, как мы тогда устали. Все. София казалась вечно бодрой и на всё готовой, но постепенно уставала и она. Я понимал — не успокоится, пока не проверит все свои две с лишним тысячи комбинаций. Шаг туда — сверка времени — шаг обратно — шаг туда — возвращение в точку слияния — делаем фото на память — возвращаемся — София записывает всё в память своего наладонника и даёт команду, куда и зачем идти.
Я даже не пытался ничего запоминать. Мне всякий раз предстояло вбирать чужую память и не пугаться того, что я там замечу. Но — странное дело — стоило мне вернуться, как память милостиво стирала всё то, что творилось не в этом мире. Ну или приглушала, ведь когда я возвращался, я снова помнил всё.
А мой «носители»? Они помнят то, что помню я? Если да, я им не завидую.
Прорыв случился на тысяча триста пятнадцатом «прыжке». Север — северо-запад — север — юг. Так мы шли. И когда вышли, все заметили, что время течёт по-другому. И София, покопавшись в своём наладоннике, минут за пять нашла, что это «реальность номер двести восемь».
И мы устроили пир на весь мир. София сияла, я никогда не видел, чтобы она так радовалась. Радовалась и Ники — видимо, достижение Софии её впечатлило. Ну а просто радовался — оттого, что они обе были рады. По совести говоря, я мало что понял в выкладках Софии.
Брюс и София, сон
— Ты довольна? — поинтересовался я. София была в роскошном платье изумрудного цвета. Да и в украшениях на этот раз себе не отказывала. И правильно делала.
Мы сидели в хижине, где-то на берегу Средиземного моря. То есть снаружи это была хижина, а внутри…