Последний час надежды
Шрифт:
Мы так и сидели. Она плакала, не отпускала меня, не позволяла помочь ей. Я поддерживал её, прижимая её голову к своей груди, и не знал, совершенно не знал, что же мне делать.
Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 22 июня 2010 года, 19:40
Я поднял Ники на руки, понёс в ванную. За нами оставалась кровавая дорожка, но я боялся торопиться, боялся уронить Ники. Она открыла глаза, едва я переступил порог своей спальни.
— Нет, — она закашлялась, я чуть не уронил её. — Оставь меня здесь. Там, на полу. Да, рядом с жаровней. Не бойся, не умру. Аптечка и бинты в ванной.
Я положил её на пол. Подушку — под ноги. Сбросил с кровати покрывало, вытащил простыню, подложил под подушку. Побежал в ванную.
— Брюс! — позвала Доминик. — Не забудь щипчики.
Когда я вернулся, она уже сидела. Смотрела телевизор. По всем каналам шла трансляция из университетского городка Сант-Альбан. Лицо Доминик вновь стало каменным, лицом робота. Она молча указала, движением головы: положи на пол. Взяла маникюрные щипцы и принялась вынимать из ступней осколки стекла. Если честно, меня замутило. Она посмотрела на меня, без эмоций, бесстрастно.
— Принеси тёплой воды, — приказала-попросила она. Я не смог понять интонации. Едва я отвернулся и перестал ощущать её взгляд, как стало легче.
Я принёс тазик с водой. С тёплой. Доминик медленно улеглась, расстегнула халат.
— Возьми губку, — попросила она. Теперь я ощущал интонацию, чувствовал живое тепло в голосе. — Протри меня. Всю.
— Ники, твои раны…
— Вытерплю. Давай, пока вода не остыла.
Это было и приятно, и страшно, и противно. Вот очередь дошла и до кровавой полосы на груди. Кровь я смыл, а под ней… ничего. Нет, едва заметный след. Белёсый, едва заметный шрамик.
Я чуть не воскликнул «Этого не может быть!»
Та же история с ногами. Только следы. Ни одной раны. Ничего. Подушка выглядело страшно, простыня — ещё страшнее. Халат и вовсе лучше не описывать.
— В корзину для белья, — указала Доминик. — Там же, в ванной. В южной спальне, в левом от входа шкафу, есть ещё халат. Принеси, пожалуйста.
Я так и сделал. Прихватил тазик с водой, чуть не уронил всё это. Когда шёл обратно, с чистым халатом, заметил неладное. На пороге в гостиную.
Нет кровавой дорожки.
Ники так и сидела, уставившись в телевизор. Сидела прямо на полу. Не обратила на меня никакого внимания. Я осторожно положил халат на тумбочку перед зеркалом, вернулся в большую гостиную. То место, где Ники пила виски.
Чисто. Никакого беспорядка. Все бутылки, стаканы и бокалы на месте, ничего разбитого. Пол идеально сух.
Но это всё было!
Я медленно вернулся. Ники так и сидела, так и смотрела. Я взял халат, двинулся к ней. Жаровня потушена, видны оплавившиеся кусочки металла. Ники сидит на полу, скрестив ноги, перед скамеечкой. Всё так же, только без халата.
— Ники…
— Сядь за моей спиной, — голос её был совсем тихим. — Так же, как я. Возьми руками за плечи. И помолчи, пожалуйста.
— Твой халат, Ники…
— Помолчи. Я устала, Брюс. Страшно устала.
Я уткнулся подбородком в её плечо. Замер. Она медленно подняла левую руку, приложила ладонь к моей щеке. Что-то там говорили, сообщали цифры, имена и версии, слышался звук сирен, вещали сенаторы, Президент…
Прошло минут тридцать. Мне показалось, что я задремал. Когда очнулся, ничего не изменилась. Ники выпрямилась, сняла мою левую руку с плеча, прижала к своему животу.
— Держи так, — шепнула она. — Так я вылечусь быстрее.
— Ники, куда делась кровь? Куда делись бутылки?
Только сейчас понял, что спиртным от неё не пахнет.
— Я передумала пить. Мне всё равно не помогло бы.
Передумала?!
— Я напьюсь потом. В хорошей компании. По хорошему поводу.
Прошло ещё минут десять. Ники мягко отняла мою ладонь от живота. Запрокинула голову, прикоснулась губами к щеке.
— Дай халат, — попросила она. — И закажи ужин. Выбери что-нибудь сам.
Ночь.
Эта ночь, самая короткая ночь в году, оказалась самой длинной. С момента, как Ники вышла к ужину, мир ещё раз изменился. И вновь — бесповоротно. Второй халат был чёрным, драконы на нём — по-прежнему красными. Лицо Доминик заострилось. Куда-то пропала её жизнерадостность.
Ела она через силу. Возможно, я тому виной — попросил официанта выбрать что-нибудь, восстанавливающее силы. И похоже, меня поняли не так. Первым делом, как руки дойдут, займусь кулинарными книгами. Научусь отличать одно блюдо от другого.
И тут зазвонил телефон. В каждой комнате есть по аппарату, звонят все одновременно. Ники тут же стала живой и бодрой — во мгновение ока; подбежала к аппарату.
— Да, мама! — крикнула она в трубку. — Да, видела. Конечно, кошмар. Я уже поговорила с полицией, назначила награду… А мне плевать! Это наш университет, мама.
Пауза. Доминик что-то слушает, лицо её становится недобрым.
— Мама, я уже двадцать семь лет Иреанн Доминик, — резко перебила она. — Ничего я не забыла! Да, буду на всех этих приёмах. Да. Да. Нет, не одна. А то ты не знаешь! Да, Брюс Деверо. Нет, мы тут не просыхаем и оргии устраиваем!
Я сделал всё, чтобы сохранить каменное выражение лица. Доминик смотрела на меня.
— Мама, перестань меня пилить, — Доминик надулась. Это выглядело комично. — Я ищу работу. Нет, буду. А ты попробуй, помешай!
Швырнула трубку на рычаг. Закрыла лицо руками. Я думал, она расплачется… но она расхохоталась. Выпрямилась, вытирая слёзы.
— Прости, Брюс. Надо изображать совершенно неуправляемую, энергичную и вздорную девчонку. Сейчас она снова позвонит.
Прошла минута, и телефон вновь разразился колокольным звоном.