Последний час надежды

Бояндин Константин Юрьевич

«Это не так, Брюс. Есть заговор. Тебя хотят убить. Или скоро захотят. А мне приходится быть спецагентом».

«Снова врёшь? Я не София, Ники. Ты заморочила ей голову, но я-то видел. То, как ты их отключила. Тени на поляне. Это что — достижение наших спецслужб?»

«Брюс, не злись, прошу», она медленно опустилась, уткнулась лицом в подушку, подбородком — мне в плечо. «Что ты хочешь услышать? Правду? Ты не поверишь мне. Ты сам придумаешь другую неправду, это будет ещё хуже. Просто жди. Всё постепенно станет ясно».

«Зачем же ты придумала эту историю для Софии? Она не дурочка. Она скоро поймёт, что ты её обманула».

Ники вновь приподнялась на руках.

«Брюс, что я должна была сказать? Софии была нужна почва под ногами. Начнёт осыпаться эта почва — я дам ей другую. Ты просто принимаешь всё быстрее, чем она».

Я попробовал усесться. Ожидал страшной боли в ключице, в боку. Побаливало, но вовсе не так, как пару часов назад. Этого тоже не может быть!

Ники так и осталась сидеть у меня на ногах. Прижалась ко мне, обняла.

«Брюс, это может быть. Это происходит».

Я молчал. Почему я вчера не бросился в полицию там, на вокзале? Почему не убежал, вместе с Софией и Жаном, пусть даже пришлось бы его волочь?

Отыскать ответ оказалось нелегко. Я увидел то, чего не могло быть. София не вспоминала то, что Ники назвала «пройти сквозь тень». Но я помнил! И тени на поляне, и всё прочее. Точно. Вот почему я всё ещё здесь. Меня притягивает, не отпускает загадка. Только поэтому я не послал Ники туда, откуда никто никогда не возвращался.

«Верно, Брюс. Ты сам всё понимаешь. Постепенно понимаешь».

Я разозлился не на шутку. Что теперь, и думать ни о чём нельзя будет? Голову словно окунули в котёл с кипятком, я зашипел от боли. Ники отстранилась, продолжая держать меня за плечи. На лице её отразилась тревога.

— Брюс, не надо злиться, — услышал я её голос. На этот раз ушами. Голова у меня кружилась, мне стало нехорошо. Ники мягко вынудила меня улечься, сама же осталась сидеть на мне. «Верхом».

— Это… кончилось? Я не слышу тебя, Ники. Не слышу твои мысли.

— Ты перенервничал. Разозлился. Поэтому всё кончилось.

— Что мне делать? — спросил я, хотя и в мыслях не держал такого вопроса.

— Перестань задавать вопросы. Ты нужен мне, Брюс. Просто поверь в это. Я хочу, чтобы ты жил, чтобы был со мной.

— Ты обманывала меня, делала мне пакости, натравливала своих псов, сводила меня с ума…

— Да, Брюс.

— А теперь я должен поверить, что стал тебе нужен?

— Да, Брюс.

Она выглядела совершенно серьёзной.

Возможно, и Господь всемогущий не сможет понять женщин. Надо принимать решение. Я принял его на редкость легко. Наверное, в тот самый момент я сам стал сумасшедшим. Таким же, как она.

— Хорошо, Ники.

Она улыбнулась. Я заметил слёзы в уголках её глаз. Она вытерла их тыльной стороной ладони и медленно опустилась на меня. Вихри морского воздуха, напоенного жасмином… Меня куда-то несёт, несёт…

— Не шевелись, — шепнула она мне на ухо. — Не напрягайся. Не думай ни о чём.

Вихрь вознёс меня и швырнул в бездонную пустоту космоса, где всё ярче горели звёзды, чтобы взорваться, сжечь весь мир и выстроить его заново…

Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 22 июня 2010 года, 12:30

Я бродил по гостиной, самой крупной комнате апартаментов, и не знал, куда себя девать. Надо радоваться, что у меня нет аллергии на жасмин. Он тут повсюду. Запах не резкий, ни в коем случае, но вездесущий. Комнаты обставлены в восточном стиле. Это я понял, хотя не бог весть как разбираюсь во всём этом. Но то, что это, пусть отчасти, Китай, я понял. Пол вовсе не ровный — один большой «холм» в центре, два поменьше — в северо-восточном и юго-западном углах. В «низинах» столы, подушки и скамеечки. На вершине центрального холма — садик из крохотных деревьев и фонтан. Стоп, по-моему, это уже не Китай? Ну и ладно.

Доминик удалилась в кабинет и, вежливо и непреклонно, велела туда не заходить. Ладно. В апартаментах восемь комнат, можно неплохо размяться, путешествуя по ним. Я отправился в восточную спальню, куда отнесли чемоданы с «моими» вещами, и встал у окна.

Ле-Тесс сегодня в осаде. Вон какие тучи, как громоздятся. Умная автоматика включила вечернее освещение; странно, мне и кажется, что сейчас вечер.

В который раз достал из кармана коробочку. Ту самую, с драгоценной розой. София отказалась забирать её.

* * *

Когда я вновь проснулся, без пяти минут девять, Ники сидела рядом, на краешке дивана. Молча смотрела на меня, держала за руку. Увидев, что я открыл глаза, улыбнулась и встала.

— Машины будут через час, — она отошла. Одета уже по-другому, в деловой костюм, безликий и бесполый. Обсидиановое кольцо на среднем пальце левой руки, нефритовое — на среднем пальце правой. Крохотная брошка-бабочка на лацкане. Ничего лишнего, никакой показной роскоши.

Потрясающе. То, как она умеет приказывать, не приказывая. Убедилась, что я проснулся, и дала понять — день начинается, нечего нежиться.

Мне хватило четверти часа, чтобы привести себя в порядок. Умываясь, заметил, что почти ничего уже не болит. Синяки, местами — шрамы. Почки ещё побаливают. Но способность удивляться ещё вчера оставила меня, и до сих пор не вернулась.

Ещё через четверть часа мы закончили с завтраком. На сей раз всё просто. Булочки с сыром, крепкий кофе, пара тостов. Без особых изысков. Через минуту после того, как проводник забрал посуду, в дверь тихонько постучали.

София.

Судя по красным глазам, она не спала большую часть ночи. Или много плакала. Или и то, и другое.