Последний дар любви
Шрифт:
Она так и поступила – не сообщив ни невестке, ни даже горничной.
Послали за повивальной бабкой и доктором Крассовским, которому доверял император и которого предупредили о деликатной ситуации. Доктор жил далеко, а роды проходили очень тяжело. Чуть только Крассовский появился на пороге, как император, измученный страданиями той, которую любил, выпалил:
– Если нужно, пожертвуйте ребенком, но ее спасите обязательно.
На счастье, жертвы не понадобилось. В десять утра родился мальчик, его потом назовут Георгием. В тот же день его тайно переправили в Мошков переулок. В одном из домов близ того, где жил генерал Рылеев, начальник личной охраны царя, поселились кормилица-русская и гувернантка-француженка. Генерал являлся одним из близких, доверенных людей императора и знал о его романе. А переулок был полон жандармов, оберегавших Рылеева, поэтому и уединенный дом был надежно защищен от ненужных гостей и случайных любопытных.
Можно представить, сколько их было, этих любопытных! Шок поразил и семью императора, и его друзей, и недругов, и весь большой свет, и народ. Неведомо, чем возмущались больше: тем, что «старик» пятидесяти четырех лет не в силах обуздать свою страсть к молоденькой женщине, или тем, что Мария Александровна очень плоха, а потому не станет ли эта молоденькая фаворитка скоро законной супругой и императрицей?
Император вдруг по-новому ощутил все радости отцовства. Раньше он был слишком молод и озабочен, чтобы восторгаться детьми. Теперь забот не стало меньше, зато изменилось ощущение мира. Дети от обожаемой женщины – это нечто иное, чем просто дети.
В 1873 году Екатерина Михайловна родила дочь. Ее назвали Ольгой. Общество вновь было скандализовано до крайности. Даже начальник Третьего отделения Петр Шувалов, которому вроде бы по долгу службы необходимо было ограждать имя государя от сплетен и осуждения, не смог удержатся и высказал в приватной компании нелицеприятное мнение. Увы, Шувалов позабыл, какую отменную доносительскую машину он возглавлял! Вскоре император с улыбкой сказал ему:
– Поздравляю тебя, Петр Андреевич.
– С чем?
– Я только что назначил тебя своим послом в Лондон.
Шувалову ничего не оставалось, как поблагодарить… одновременно помянув недобрым словом генерала Рылеева, который и уведомил императора о неосторожных словах начальника Третьего отделения.
Между тем слухи, достигнув точки кипения, стали утихать. Общество, да и царская семья осознали, что сделать ничего нельзя. Надо смириться! И роман императора перестал быть самой модной темой светской болтовни.
Однако любовь Александра к Екатерине Долгорукой не утихала. Теперь он был озабочен судьбой своих детей. Звание незаконнорожденного в России того времени неодолимым барьером стояло на пути человека, перечеркивало его судьбу. Но Александр был не кто-нибудь, а император. В его воле и власти было узаконить любое положение дел. И он решил проявить государственную силу ради детей от любимой женщины. 1 июля (знаменательное число для него и его возлюбленной, ведь именно 1 июля несколько лет назад Екатерина стала его любовницей!) 1874 года на свет Божий явился «Указ правительствующему Сенату»:
«Малолетним Георгию Александровичу и Ольге Александровне Юрьевским даруем мы права, присущие дворянству, и возводим в княжеское достоинство, с титулом светлейших».
Александр не хотел, чтобы его дети носили фамилию Долгоруких, – ведь это была фамилия прежде всего матери. Долгорукие – значит, незаконнорожденные. Они будут Юрьевские – в честь великого Юрия Долгорукого. Теперь дети и связаны с родом матери, и признаны отцом, который открыто назвал их своим отчеством – Александровичи.
Шло время. Россия жила своей жизнью, а человек, управлявший ею, словно раздвоился по велению непослушного сердца. Балканская война была важным событием, слов нет. Однако не менее сильно Александра Николаевича волновало желание никогда больше не расставаться с Екатериной. Теперь он верил, что для нее имеет значение только он, а не светская блестящая жизнь. Ради него она пожертвовала всем. Вся жизнь ее в нем и в их детях.
Екатерина сделалась столь необходимой, что Александр Николаевич решил поселить ее в Зимнем дворце – под одной крышей со своей семьей и с императрицей.
Три большие комнаты в третьем этаже отвели для покоев княгини Юрьевской. Они находились точно над апартаментами императора и соединялись с ними отдельной лестницей, а также подъемной машиной.
Царица Мария Александровна жила в покоях, смежных с комнатами мужа. Разумеется, она немедленно узнала о новой соседке. Впрочем, теперь никто ни от кого ничего не скрывал. Из чувства самосохранения об этом просто не говорили – принимали как должное, как свершившийся факт.
Вот когда дети императора благословили болезнь матери. Она была так измучена, что оставалась почти безучастна ко всему мирскому, суетному. Однако в этой отрешенности, погруженности в собственное состояние имелась и доля притворства. Однажды она горестно сказала подруге, графине Александре Толстой:
– Я прощаю оскорбления, наносимые мне, как императрице. Но не в силах простить мучений, причиненных супруге.
И все, и больше ни слова не было сказано ни детям, ни подруге, ни императору. Она снова замкнулась в своей отрешенности, которую диктовало ей чувство собственного достоинства. И сознание, что скоро все эти мучения закончатся – вместе с жизнью.
Между тем Екатерина Долгорукая родила вторую дочь – Екатерину, получившую тот же статус и фамилию, что и старшие дети. Но если Мария Александровна думала, что соперница только наслаждается жизнью, то она ошибалась. Поднялась волна новых нападок против романа императора. Они были спровоцированы неприятностями, вызванными войной с Турцией. Почему-то и в этом оказалась виновата княгиня Юрьевская. Ну да, она отвлекала царя от исполнения государственных обязанностей, своими любовными чарами истощила его силы, он в плачевном физическом состоянии, похудел, постарел…
Царская же семья по-прежнему хранила высокомерное молчание, лишь великая княгиня Ольга Федоровна, жена брата императора, Михаила, считала своим долгом клеймить проходимцев, окружавших государя, и этой своей назойливой праведностью терзала императрицу. Она была искренне убеждена, что действует во благо. Ну что же, давно известно, что услужливый дурак опаснее врага.
В общем-то, люди похожи. Дети государя возмущались, что ему все безразлично, кроме этой роковой любви. Но ведь их матери тоже ничто не было важно, кроме оскорбления, от которого она не могла оправиться.
Она ничего не видела вокруг себя… так мечтала о смерти, что не заметила, как та бродит вокруг, забирая тех, кто ее совсем не ждет.
Глава 10
Взрыв
– Да что они там? – сердито спросил Александр Николаевич. – Все собрались, давно ждут!
– Их Высочества беседуют с Ее Величеством, – пожал плечами Адлерберг, министр двора и старинный друг императора.
Он посмотрел на эти сошедшиеся к переносице брови и неприметно усмехнулся. Государь порою бывает нетерпелив, как влюбленный мальчишка. Уж, казалось бы, теперь, когда он поселил свою ненаглядную Екатерину Долгорукую, княгиню Юрьевскую, в Зимнем дворце, когда может увидеть ее в любую минуту, он должен бы с бо€льшим терпением переносить такие обязательные ситуации, как парадный ужин. Однако нынче государь что-то сильно нервничает. За стол собирались садиться ровно в шесть, но задержались: на десять минут опоздал поезд, на котором приехали в Петербург светлейший князь Александр Баттенберг с сыном Александром – брат и племянник императрицы Марии Александровны, прибывшие в честь двадцатипятилетия правления Александра Второго. Поскольку Ее Величество нездорова, почти не покидает своих покоев и находится в некоем подобии летаргии, высокие гости зашли навестить ее перед застольем. Задерживаются на двадцать минут, а государь уже…