Последний дар утраченного рая. Поэты русской эмиграции 1920–1940-х годов

Смирнова Оксана

В вечерних ресторанах,В парижских балаганах,В дешевом электрическом раю,Всю ночь ломаю рукиОт ярости и мукиИ людям что-то жалобно пою.<…>Звенят, гудят джаз-банды,Танцуют обезьяныИ бешено встречают Рождество.А я, кривой и пьяный,Заснул у фортепьяноПод этот дикий гул и торжество.«Желтый ангел»

Подробнее Вертинский рассказал об этом времени в своих воспоминаниях «Дорогой длинною».

Особенно остро боль неприкаянного, обреченного существования без родной почвы ощущала эмигрантская молодежь. Подросткам, вывезенным из России, еще только предстояло найти свой путь в литературе. Самый известный автор этого поколения – Владимир Набоков, но он состоялся как прозаик, и мы не включили в сборник его ранние стихи. Наиболее талантливым поэтом эмигрантская критика называла рано умершего Бориса Поплавского. Полагают, что именно он дал название течению эмигрантской поэзии, к которому сам не принадлежал, но о котором отзывался высоко, – «парижская нота». Поплавский описал ее тремя словами: «торжественная, светлая и безнадежная».

Основатель этого направления – Георгий Адамович, поэт-акмеист, друг Николая Гумилева и Георгия Иванова, участник «Цеха поэтов», еще до революции издавший два сборника стихов. Он много писал о том, какими должны быть стихи. По его словам, творчество – это «правда слова, соединенная с правдой чувства». Главные темы в поэзии «парижской ноты» – одиночество, любовь и смерть, а за простыми точным словами всегда должен сквозить «трансцендентальный ветерок», и чтобы все слегка двоилось… Как говорил Георгий Адамович, «грусть мира поручена стихам».

Этому направлению принадлежало несколько поэтов из молодого поколения эмигрантов: Юрий Мандельштам, Ирина Кнорринг, талантливейший Анатолий Штейгер – все они рано ушли из жизни.

В сборнике представлено также несколько других поэтов первой волны эмиграции, шедших своим путем и не принадлежавших ни одному из направлений: Вера Булич, Юрий Одарченко, Лидия Алексеева. О каждом из них, как, впрочем, и вообще о каждом из поэтов, чьи стихи вошли в эту книгу, можно было бы написать отдельную новеллу, а о некоторых и целый роман, остросюжетный и захватывающий. Права была Ахматова, заметившая во время судебного процесса над Бродским: «Какую биографию, однако, делают нашему рыжему!» Поэту, чтобы состояться, необходима «био-

графия» – глубокий опыт жизни. Мы предлагаем читателям лишь краткие, пунктирные биографические сведения об авторах, с чьими стихами они познакомятся. Нам не удалось найти сведений о наследниках некоторых поэтов, приносим правообладателям глубочайшие извинения и просим их любезно откликнуться.

Судьбы поэтов были разными, но есть в них одна общая черта: все они больше всего хотели вновь оказаться на родине – хотя бы своими стихами. Это нужно не только поэтам, но и нам, читателям.

Вячеслав Иванов

(1866–1949)

Язык

Родная речь певцу земля родная:В ней предков неразменный клад лежит,И нашептом дубровным ворожитВнушенных небом песен мать земная.Как было древле, – глубь заповеднаяЗачатий ждет, и дух над ней кружит…И сила недр, полна, в лозе бежит,Словесных гроздий сладость наливная.Прославленная, светится, звеняС отгулом сфер, звучащих издалеча,Стихия светом умного огня.И вещий гимн, их свадебная встреча;Как угль, в алмаз замкнувший солнце дня, —Творенья духоносного предтеча.1927

««У лукоморья дуб зеленый…»…»

«У лукоморья дуб зеленый…»Он над пучиною соленой Певцом посажен при луке, Растет в молве укорененный,Укорененный в языке.И небылица былью станет,Коли певец ее помянет,Коль имя ей умел наречь.Отступит море, – дуб не вянет,Пока жива родная речь.1944

Константин Бальмонт

(1867–1942)

Здесь и там

Здесь гулкий Париж и повторны погудки,Хотя и на новый, но ведомый лад. А там на черте бочагов – незабудки, И в чаще – давнишний алкаемый клад.Здесь вихри и рокоты слова и славы,Но душами правит летучая мышь. Там в пряном цветенье болотные травы, Безбрежное поле, бездонная тишь.Здесь в близком и в точном – расчисленный разум,Чуть глянут провалы, он шепчет: «Засыпь». Там стебли дурмана с их ядом и сглазом, И стонет в болотах зловещая выпь.Здесь вежливо холодны к Бесу и к Богу,И путь по земным направляют звездам. Молю тебя, Вышний, построй мне дорогу, Чтоб быть мне хоть мертвым в желаемом там.1929

Разлучность

Я с вами разлучен, деревья, Кругом ненужный мне Париж,А там, где вы, вдали кочевьяЗвенящих пчел, улыбка девьяИ солнце – праздник каждодневья. Зеленовейность, воля, тишь.А там, где вы, любая мушка Звенит Создателю хвалы,Лесная вся в цветах опушка,И, одиноких грез подружка,Кукует гулкая кукушка В душистом царстве нежной мглы.Я с вами разлучен, щеглята, Что звонко пели мне в окно,Вся вольность от меня отъята,И все мое неволей взято,Мне помнится – я жил когда-то,Но это было так давно.1918

Иван Бунин

(1870–1953)

«И цветы, и шмели, и трава, и колосья…»

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,И лазурь, и полуденный зной…Срок настанет – Господь сына блудного спросит:«Был ли счастлив ты в жизни земной?»И забуду я все – вспомню только вот этиПолевые пути меж колосьев и трав —И от сладостных слез не успею ответить,К милосердным коленам припав.1918