Последний довод королей
Шрифт:
— Хорошо, — кивнул Логен, впрочем, не выказав особого энтузиазма.
— Теперь Круммох. Он со своими хиллменами встанет за воротами, чтобы вступить в бой, если Бетод сумеет прорваться внутрь. Если мы продержимся больше одного дня, то поменяемся местами. Горцы пойдут на стену, а Логен и остальные займут место за воротами.
— Этот план очень подходит для маленьких людей. — Круммох хлопнул Ищейку по плечу своей огромной рукой и чуть не задел его лицо. — Словно Луна нашептала его тебе, пока ты спал. Мне все это нравится! — Он ударил мясистым кулаком о ладонь. — Я люблю хорошую работу! Надеюсь, южане не явятся, и мы больше успеем. Я уже хочу взяться за дело!
— Очень
Он искоса взглянул на солнце, потом перевел взгляд на стену, с которой были связаны все их надежды. Сам он не стал бы испытывать судьбу и лезть на нее, во всяком случае, с этой стороны, но стена была далеко не такой высокой, толстой и мощной, как ему хотелось бы. Не всегда бывает так, как тебе хочется, сказал бы на это Тридуба. Ну, разочек может и повезти.
— Ловушка готова, — сказал Круммох, с усмешкой поглядывая вниз.
Ищейка кивнул.
— Только неясно, кто в нее попадется. Бетод или мы сами?
В темноте Логен шел между кострами. У одних костров сидели карлы, пили пиво от щедрот Круммоха, курили чаггу, посмеивались над историями. У других разместились хиллмены — завернутые в шкуры, со взъерошенными волосами и раскрашенными лицами, в пляшущих отблесках пламени они походили на диких зверей. Кто-то протяжно пел странную песню на странном языке, походившую то на вой волка в лесу, то на птичьи переливы. Голос то поднимался высоко, до горных вершин, то опускался в долины. Логен впервые за долгое время курил чаггу, пил пиво, и все это грело душу, да и тело тоже. Костры, люди, даже прохладный ветер. Он шел между огнями, отыскивая костер, вокруг которого расположились Ищейка с товарищами, и никак не мог найти их. Он сбился с пути, и не только с этого.
— Сколько людей ты убил, папа?
Это была дочка Круммоха — не так уж много тоненьких голосков найдется в этом лагере. В темноте Логен различил внушительную фигуру вождя горцев. Трое детей сидели рядом с ним. Свое непомерное вооружение они прислонили поблизости.
— О, я перебил их множество, Изерн, — различил Логен могучий голос Круммоха. — Больше, чем могу припомнить. Ваш папочка, может, иногда бывает не в себе, но враждовать с ним никому не стоит. Он самый грозный противник. Вы сами в этом убедитесь, когда сюда заявится Бетод со своими ублюдками. — Он поднял голову и увидел Логена, выступившего из темноты. — Клянусь и не сомневаюсь, что сам Бетод подтвердит эту клятву: только один человек на всем Севере кровожаднее, свирепее и страшнее, чем ваш папочка.
— И кто же он? — спросил мальчик со щитом.
Логен почувствовал, как сердце у него дрогнуло, когда Круммох поднял руку и указал на него.
— Вот он. Это Девять Смертей.
Девочка сердито взглянула на Логена.
— Да в нем нет ничего особенного. Ты запросто справишься с ним, па!
— Клянусь мертвыми, я не смогу! Замолчи, девочка, иначе я от страха сделаю такую лужу, что ты в ней утонешь.
— Но на вид он не слишком грозен.
— Это урок всем вам. Не иметь грозного вида, не говорить много слов, не выглядеть особенным — вот первый шаг к тому, чтобы стать по-настоящему опасным. Так, Девятипалый? Позволь демону поиграть и надеть личину — получится двойной удар для любого наивного дурачка. Превращение как по волшебству, безжалостное нападение, и жестокая расправа. Это и делает убийцу убийцей. Рост, сила, громкий страшный голос тоже играют свою роль, но они не могут сравниться с дьявольской, смертоносной, безжалостной быстротой. Правда, Логен Девятипалый?
Это был трудный урок для детей, но Логена отец тоже
— Печальная правда. Кто успевает ударить первым, тот и выигрывает.
— Так и есть! — завопил Круммох, ударив себя по мощному бедру. — Отлично сказано. Но это великолепная, счастливая правда, а вовсе не печальная. Вы ведь помните старого Вилума, дети?
— Его поразил гром, — выкрикнул мальчик со щитом. — В бурю, высоко в горах.
— Да, так и было. В одну секунду гром обрушился на него, вспышка, подобная солнцу, слетела с небес, и Вилум стал не живее, чем мой башмак.
— У него поджарились ступни! — рассмеялась девочка.
— Именно так, Изерн. Ты видела, как быстро он умер, какой удар обрушился на него, и как мало снисхождения проявила молния. — Взор Круммоха снова обратился к Логену. — То же самое случится, если разозлить этого человека. Ты скажешь одно неосторожное слово, и в следующий миг… — Он громко хлопнул в ладоши, и дети подпрыгнули от резкого звука. — Он вернет тебя в грязь. Еще быстрее, чем небо убило Вилума, и так же безжалостно. Ваша жизнь висит на волоске каждый раз, когда вы оказываетесь в двух шагах от этого не слишком грозного на вид парня. Верно, Девять Смертей?
— Ну… — Логену не очень-то это нравилось.
— А скольких убил ты? — крикнула ему девочка, подняв подбородок.
Круммох рассмеялся и погладил ее по волосам.
— Не хватит цифр, чтоб пересчитать их, Изерн! Он король убийц! Он беспощаднее всех, кто живет под Луной.
— А как насчет Наводящего Ужас? — спросил мальчик с копьем.
— О-о-ох! — умилительно произнес Круммох и широко улыбнулся. — Он не человек, Скофен. Он какое-то иное существо. Но было бы интересно, если бы Фенрис Наводящий Ужас и Девять Смертей сошлись друг против друга. — Он потер руки. — Уж я бы на это поглядел! И Луна с удовольствием пролила бы на это свой свет.
Он закатил глаза к небу, и Логен тоже взглянул вверх. В черных небесах и впрямь светила луна. Огромная, белая, она сияла, как еще один костер.
Старые волки
Высокие окна были раскрыты, и спасительный ветерок проникал сквозь них в просторную гостиную, овевая разгоряченное, потное лицо Джезаля и заставляя широчайшие старинные портьеры хлопать и шуршать. Все в этой комнате было огромного размера: двери, похожие на вход в пещеру, высотой в три человеческих роста, а потолок, украшенный изображением народов, склоняющихся перед огромным золотым солнцем, в два раза выше. С огромных картин на стенах смотрели величавые мужи в человеческий рост. Их воинственные лица попадались Джезалю на глаза, куда бы он ни повернулся. От этого было очень неуютно.
Казалось, это место предназначено для великих людей, мудрых мужей, легендарных героев или могущественных злодеев. Место для гигантов. Джезаль чувствовал себя здесь крохотным, тщедушным недоумком.
— Вашу руку, если ваше величество позволит, — проговорил один из портных, подсказывая Джезалю и при этом, стараясь остаться исключительно вежливым.
— Да, конечно… извините…
Джезаль поднял руку чуть выше, укоряя себя за то, что снова начал извиняться. Он ведь стал королем, о чем неустанно твердит ему Байяз. Даже если он выбросит портного в окно, извиняться нет необходимости. Это портной, когда шлепнется на землю, должен поблагодарить короля за то, что его величество соизволил обратить на него внимание. Однако тот лишь изобразил фальшивую улыбку и плавно растянул мерную ленту. Другой портной ползал внизу, у колен Джезаля. Третий пунктуально записывал их измерения в гроссбух в крапчатой обложке.