Последний довод павших или лепестки жёлтой хризантемы на воде
Шрифт:
Фактически успехом можно было назвать только уничтожение большого количества техники и живой силы противника в Мэриленд и конечно действие авиации. Хотя и тут выяснялись странные факты и возникали некоторые сложности. Привыкшие воевать на чужих территориях, браво рапортуя о точечных ударах, не затрагивающих гражданские объекты, американское командование столкнулось с всё частыми заявлениями и комментариями от вездесущей прессы о жертвах среди мирного населения, погибшего именно от американских бомб и ракет.
В общем все эти любители звучных и броских названий (Буря в пустыне, Шок и трепет, «Нет равных», «Ночные охотники не оставляют») получив по физиономии, срочно готовили новую операцию, наверняка, с не менее звучным названием.
«Основное правило предписывает быть быстрым вначале и в конце, но не торопиться в середине».
Выдержка из трактата какого-то философа древности повисла в голове недосказанной мыслью. Капитан 2-го ранга Сигеказу Симазаки, вспоминая атаку его ударной группы бомбардировщиков на Вашингтон, в который раз потерял нить рассуждений. Слегка пощипав щёточку усов, тем не менее, задался вопросом:
«А если непонятно где начало, где конец и где эта треклятая середина? Если мы даже не знаем, что может случиться с нами в следующий миг?!
Исходя из того, что будущее ещё не наступило, а прошлое безвозвратно ушло, то… жизнь человека не что иное, как сиюминутное настоящее. Этот самый миг. Точнее — последовательность мгновений бегущих чередой. Мгновений, которые в философском созерцании можно осознать, „пощупать“ и, несомненно, по-простому насладиться».
— Вот загнул, — усмехнувшись, сам с себя удивился Симазаки.
«Легко им там было в эпоху Гэнроку или Кёхо обгонять своими мыслями пешие прогулки или в лучшем случае „бешеную“ скачку на лошади. А тут не успеешь подумать, а самолёт уже валится в штопор и у тебя несколько секунд, чтобы вывести неуправляемую машину и вся надежда на моторику натренированного тела».
И прошлое не отпускает — вкогтилось в память мельтешением «хэлкетов», тугими пулемётными трассерами, жарким пламенем захлёстывающим кокпит. И горизонтом, который вдруг бесконтрольно завертелся, за минуту разбежался в разные стороны, заполняя всю лобовую проекцию и … удар.
Да и будущее это… которое уже настоящее. Не до любопытства — понеслось по нарастающей. Когда бесцеремонной толпой в голову полезли знания, до конкретики, потрясая размахом и организацией, где он знал своё место, свою задачу, знал направление атаки своих соседей, запасные варианты и пути отхода.
Вот тут древние мудрецы правы — не следует изнурять себя многими мыслями. Достаточно следовать одной, позволяя ей перетекать от одного мгновенья к другому.
А потом врываются долгожданные ощущения, живые и такие привычные: напряжённо вибрирующий под ногами авианосец, мимолетные перегляды с сослуживцами, предполётный инструктаж на фоне ревуна тревоги, полутёмные трапы корабля, и наконец, свежий ветер палубы.
В подчинении у него 54 бомбардировщика. Новенькие D4Y3 и D4Y4, нагруженные под завязку. Выделяются полуутопленные «восьмисотки» и тушки 250-и бомб под крыльями.
Наравне с боевой эйфорией, гложет неприятное чувство безотчётного беспокойства. Но стоило только вдохнуть в себя пахнущее маслом и выхлопом дыхание двигателя. Запрыгнув на крыло сесть в самолёт, ощутить вибрацию плоскостей, почувствовать шершавость ручек управления — всё уходило на второй план. Оставался только самолёт и предстоящий бой.
Самолёт новый, остро пахнет краской, стреляя выхлопом в патрубки на малом газу, молотит винтами свежий напитый влагой морской воздух.
Многие пилоты отказывались от стрелка прикрывающего заднюю полусферу, что было в целом оправдано, учитывая вероятность воздушного боя, но, увидев глаза своего подчинённого, непременно желавшего участвовать в бою, Симазаки не смог ему отказать.
Океан чернилами раскинулся вширь, но палуба освещалась бледным сиянием с севера. Белыми извивающимися змейками тянутся дымы шашек, разбросанных у носовой оконечности.
На западе в береговом тумане мелькали силуэты канонерок и эсминцев прикрытия, порой из пелены тумана выглядывала тёмная полоска чужого берега.
Симазаки надел лямки парашюта: щёлк, щёлк — успокоили привычным звуком карабины. Сзади копошится стрелок, металлически звякая затвором пулемёта. Короткий взгляд на приборы: в баках пол уровня — больше и не надо… давление — норма…температура двигателя — порядок. Левая рука тянет на себя рукоятку управления двигателем — взревев, по бомбардировщику, повинуясь его воле, прошла дрожь выдаваемых лошадиных сил. Правая — на отмашку регулировщику взлёта.
Выглянув за кокпит, он встретился взглядом с матросом в жёлтой фуфайке с двумя флажками в руках. Тот как раз опустил один и Симазаки почувствовал толчок — убраны колодки.
Опустился второй флажок — нога с тормоза и тяжелогружёный самолёт, сначала нехотя побежал по взлётке, но разогнавшись, уже легко оторвался от палубы. Вслед, с небольшими интервалами потянулось остальное авиакрыло.
Налетели как вихрь. Первая волна, за полчаса преодолев расстояние от авианосцев до цели, подняла переполох среди американцев, заставив их зашевелиться и обозначить новые скрытые цели. Фигурки людей, словно в замедленной съёмке, сначала замирают в неподвижных позах, потом бегут врассыпную, падают, топчут друг друга.
Бомбили с бреющего. Самолёт вздрагивает подвспухая — отрываются две подвешенные под крыльями бомбы. Взрыватель установлены с замедлением, но летящую на бреющем машину заметно качнуло взрывной волной, затем бомбардировщик разворачивается с набором высоты.
Симазаки, увидев, как из боксов выгоняется техника, отдал команду эскадрильям, сам направив самолёт на один из выкативших танков. Даже с высоты габариты «Абрамса» говорили за себя, казалось, по нему хрен промажешь. Влепив 500-килограммовую бомбу со стороны кормы этому «чемодану», лётчик вышел из пике. Стрелок, контролирующий задний сектор, незамедлительно доложил о близком накрытии, но танк горел.