Последний дракон
Шрифт:
Его размышления были прерваны звуком, который сначала показался ему ревом волн, разбивающихся о скалы, но потом Эмсель осознал, что звук: раздается над ним. Эмсель поднял голову. На долю секунды ему показалось, что он увидел в облаках странное ритмичное движение, как будто взмахи крыльев гигантской птицы, но какая птица, летящая так высоко, что ее не было видно, могла быть такого размера?
Эмсель прислушался, но звук уже исчез. Он потер глаза и снова посмотрел в небо. Облака были неподвижны. Эмсель встряхнул головой.
— Уже галлюцинации — плохо дело.
Облака
В лодке было одно весло. Эмсель взял его и принялся грести медленно и тяжело на юго-восток.
Дурманящий жаркий полдень наполнил Надлесье золотисто-зеленым светом солнца, проникающего сквозь навес листвы. На аллее Купцов выстроились рядами палатки торговцев, в которых можно было купить сушеные фрукты и другие продукты с юга. Некоторые лотки могли похвастаться свежими овощами, фруктами, птицей и рыбой, но это было редкостью и стоило недешево. Большинство товаров доставлялось повозками с северных территорий или караванами с юга, а путь был долгим.
Здесь же можно было найти всевозможные произведения ремесленников: рулоны гобеленов и узорчатой шелковой ткани, тонкую, как паутина, вуаль, ограненные драгоценные камни и резные изделия из дерева. В честь праздника аллея по всей длине была украшена разноцветными фонариками, в которых горели различные масла и смолы, бросая вокруг цветные блики и ароматами отпугивая насекомых.
Люди собирались, ожидая начала процессии. Райанские артисты жонглировали ярко раскрашенными сосудами из высушенных тыкв и играли на мандолинах и флейтах, чтобы заработать несколько туков — украшенных драгоценными камнями симбалийских монет. Горняки устало сидели под деревьями, солдаты и горожане бродили вдоль прилавков. Скульптор судорожно заканчивал свою работу на стволе дерева — портрет Ланота, всадника ветра, который десять лет назад остановил лавину, направив на нее свой корабль, и тем спас от разрушения шахту. В воздухе плыли ароматы свежевыпеченных пирожков и звуки музыки, слышались смех и разговоры.
Двое молодых горняков, мужчина и женщина, сидели за столиком таверны на открытом воздухе. Мужчина, чьи ноги в заляпанных грязью сапогах лежали, к вящему неудовольствию трактирщика, на скамейке напротив, сказал своей спутнице:
— Это несправедливо. Ясветр был таким же рудокопом, как мы с тобой, а теперь он король Симбалии.
— Думаешь, королем нужно было сделать тебя? — спросила она.
— Этого я не говорил. Я думал, что раз рудокоп на троне, в шахтах должен быть порядок, а все как было, так и есть. Нижние ярусы затоплены, а в синдрильских пещерах вечно сырость. Каждый раз, ударяя киркой, мы рискуем поджечь весь раскоп.
— Погода не слушается королей, — ответила женщина, — а сваи и распорки в основном заменили, сейчас копают сливные каналы. Ясветр делает все, что в его силах.
— Он был рудокопом, — настаивал мужчина.
— Тебе не угодишь! Может, захочешь спускаться в шахту в шелках да с усыпанной драгоценностями киркой? — поинтересовалась женщина едким тоном.
Мужчина нахмурился и отвернулся от нее.
Около прилавка две женщины, продавщица и покупательница, тоже живо обсуждали короля и его окружение.
— Впервые министром внутренних дел стала женщина, и я не уверена, что это мне по душе, — сказала покупательница, рассматривая фрукты. — Кое-что стоит оставить мужчинам, некоторые посты. Ладно если б просто женщина, но райанка…
— Да уж, не лучшим образом выглядит, — сказала продавщица и добавила, многозначительно посмотрев на то, как ее собеседница ощупывает дыни: — По крайней мере, решение было принято.
Двое детей играли в тени фонтана. Один мальчик лет двенадцати повязал шарф вокруг шеи на манер воротника плаща, а в руке держал деревянную фигурку ястреба с распростертыми крыльями.
— Я король Ясветр, — кричал он, — и мой орел видит все зло, что вы творите.
— У него не орел, — поправил его второй мальчик, — а ястреб.
— Да орел это!
— Да? Так почему же его зовут не Орветр?
Против такой логики мальчику нечего было возразить.
— Как он хочет, так и зовут, — сказал он наконец, — главное, что он рудокоп, как мой отец.
Время начала церемонии приближалось, и людей вокруг становилось все больше. Мнения о короле и его советниках разнились, но все сходились в одном — этот день должен запомниться. Они сами не знали, насколько были правы.
Звуки веселья слабо доносились до одинокого путника в глубине лесов к северу от места проведения торжества. Он двигался быстро и бесшумно, привычно избегая наступать на сухие ветки и редко выходя на открытое пространство. То, что он хорошо знал лес, его одежда коричневато-зеленых тонов и лук, с колчаном стрел на спине — все выдавало в нем охотника-северянина. Его звали Виллен, и он был красивым человеком с длинными светлыми волосами и высоким лбом. Обычно Виллен был весел и улыбчив, но сегодня его губы, всегда готовые растянуться в улыбке, сжались в тонкую линию. Ни наладившаяся погода, ни красота леса не радовали его. Его рука нет-нет да сжимала маленький мешочек, привязанный к поясу.
Охотник прислушивался к отдаленным голосам. Пусть смеются и радуются, пока могут. Когда он расскажет, им будет уже не до смеха. Королевская семья всегда презирала охотников с севера, но только не тогда, когда им требовалась пища. Что же, охотники никогда не жаловались. Им не было дела до воздушных кораблей и пышных дворцов, они сами могли позаботиться о себе. Но то, что произошло накануне, было выше всяческих раздоров. Теперь жители Северного Предела должны потребовать то, что причитается им по праву как гражданам Симбалии.