Последний дракон
Шрифт:
Мальчик поменьше ростом держал в руках игрушку. Он протянул ее старику.
— Йоган дал мне поиграть, — сказал он, — это его любимая, но он дал мне… Я подумал, он, может, захочет взять ее с собой…
Йондалран медленно протянул свою мозолистую ладонь, и мальчик вложил в нее игрушку. И тотчас же, как будто освободившись от мучительного долга, они оба развернулись и ушли, почти бегом убежали вниз по холму.
Старик посмотрел на игрушку. Это была деревянная лошадка с тележкой, искусно выстроганная ножом так, что колеса у тележки вертелись, а лошадку можно было выпрягать. Ладонь Йондалрана
В конце концов он повернулся, с трудом нагнулся над могилой и положил игрушку на застывшее тело. Отвернувшись в сторону, он начал забрасывать могилу землей. Он быстро засыпал тело сына, остановился, чтобы отдышаться, и только потом продолжил, уже медленнее и спокойнее. Когда яма была полностью засыпана, он воткнул в холмик временный знак, который прослужит до тех пор, пока не будет готов камень. Не бросив больше ни одного взгляда на холмик, он собрал свои инструменты и спустился с холма.
Новость распространялась медленно по степям и холмам Фандоры. Купец, везущий повозку с сушеными фруктами, упомянул о трагедии в Тамберли в разговоре с крестьянами в одной деревушке. Гонец добежал до города Сильвана и свалился в лихорадке — в пути, наступив на колючку, он не стал тратить время на лечение раны.
Впервые за десять лет собирался Верховный совет старейшин.
Рассказы гуртовщиков и стражников породили слухи, которые уже начали разрастаться, завязываясь в сложные хитросплетения в беседах на рыночных площадях и в тавернах. Говорили, что воздушные корабли Симбалии вторглись в Фандору на севере и теперь продвигаются на юг и на запад. Еще были слухи, что симбалийские колдуны бродят в округе в личинах волков и медведей. Старейшинам стоило больших трудов сдерживать панику, в то время как слухи, один страшнее другого, распространялись на юг и запад страны.
В Боргене ситуация достигла точки кипения. Старухи высовывались из окон под островерхими крышами, подкармливая друг друга перечислением и подробным, как будто они сами все видели, описанием многочисленных трагедий. Некоторые дошли до того, что стали откладывать в подполах и кладовках запасы вяленого и соленого мяса, сыра и хлеба.
Тенньел, сапожник, только что закончил замену кожаной обертки на наконечнике трости матушки Михау, когда мальчишка заглянул в дверь мастерской и сказал, что собирается совет старейшин. Тенньел до этого слушал теорию матушки Михау, заключающуюся в том, что все происходящее — не более чем заговор корыстолюбивых рыбаков со скалистого побережья, затеянный лишь для того, чтобы поднять цену на рыбу. Сапожник вежливо покивал, проводил пожилую женщину до двери, затем запер мастерскую и заспешил вниз по улице, на ходу стирая с ладоней масло, которое он использовал для смягчения кож.
Двадцативосьмилетний сапожник был одним из самых молодых старейшин Фандоры, и его назначение на эту должность не прошло без споров. Тенньел прекрасно чувствовал подозрительное к нему отношение, когда присутствовал на заседаниях. Ответственность этой должности сначала пугала его, но он справился со своим страхом и старался делать все, что было в его силах, для любимого города. Он действительно любил свой город, и когда позволяло время, любил прогуляться по улицам, рассматривая гербы на дверях городских домов, впитывая шум рыночной площади и вдыхая аромат фруктовых садов.
Именно за эту страстную любовь к городу Тенньела избрали старейшиной, несмотря на его возраст. Немногие понимали жизнь города лучше его и немногие так хотели городу послужить.
Торопливо шагая по переулку за Двором Колодцев, Тенньел размышлял о том, что за беда стряслась, что понадобилось созывать специальный совет. Нетрудно было догадаться, что это как-то связано со слухами о войне с Симбалией. Когда он повернул за угол и оказался перед домом главы старейшин, он увидел, как Эксель, третий старейшина, входит в дом, и бегом нагнал его.
Таленд, глава старейшин, был глубоким стариком — ему было за семьдесят, — с ногой, изувеченной на охоте задолго до того, как Тенньел появился на свет. Эксель, который тоже был намного старше Тенньела, нахмурился, когда молодой человек сел рядом, слегка задыхаясь от бега. Экселю принадлежало несколько мастерских в городе, и он очень хотел присоединить к ним и мастерскую Тенньела, которую молодой человек неуклонно отказывался продавать — мастерская принадлежала еще его отцу и приносила неплохой доход. Немудрено, что их встречи проходили несколько напряженно.
Таленд, казалось, не замечал разлада. Как глава старейшин он выбрал этих двоих, заручившись поддержкой горожан, и чувствовал, что принял правильное решение. Он полагал, что свойственные молодости взгляды Тенньела хорошо сочетаются со взглядами двух стариков.
Голосом, на удивление сильным для его возраста, Таленд начал зачитывать декларацию, которую принес гонец. Старейшины города Тамберли требовали созыва Верховного совета городов Фандоры для обсуждения и принятия решения по поводу недавних нападений симбалийских воздушных кораблей.
Тенньел слушал, не шелохнувшись. Верховный совет! Последний раз совет собирался, когда ему было семнадцать, и тогда речь шла о том, как лучше помочь трем городам, ставшим жертвами наводнения. Если решено было назначить встречу сейчас, значит, возможность войны была весьма серьезна.
Таленд покосился на него и Экселя.
— Кто-то из нас должен ехать.
— Ты действительно думаешь, что война возможна? — спросил Тенньел, с облегчением заметив, что подавить дрожь в голосе ему все-таки удалось.
В Фандоре, с тех пор как около двухсот лет назад ее заселили, не бывало никаких войн, даже мелких междоусобных стычек. Ни одна из других стран также не выражала желания завоевывать эти бесплодные степи, каменистые холмы и болотистые низины. Фандорцы не стремились к вооруженным конфликтам друг с другом — заработать на жизнь было и так достаточно трудно. Тенньел вообще не совсем понимал, что такое война. К тому же ему было трудно представить себе, как разобщенная Фандора сможет вести войну.