Последний эксперимент (Земля спокойных)
Шрифт:
Надо действовать - баскетболистка собралась уходить и стаскивала его со стула, Я направилась к стойке. Меня качало, было очень весело.
– Не составишь компанию?
– проворковала я. Теперь, кажется, принято такое обращение. В наши времена бытовало что-то более витиеватое,
Его колебания были недолгими. Он увернулся от баскетболистки и, пробормотав ей "увидимся завтра, детка", усадил меня на колени. Та выпила еще рюмку, покосилась на мой туалет, спросила номер модели, потрепала по щеке и удалилась.
– Легкая атлетика?
– спросила
– Теннис. Мы же с тобой играли - у тебя классная подача. Почему ты не ушла со мной тогда? Забавно. У нас с Николь разные вкусы.
Мы вышли на улицу.
– Значит, теннис, - сказала я.
– А профессия?
– Натурщик. С моей фигуры штампуют статуи. Для стадионов, парков. Значки всякие... Вот там я.
– Он показал на белеющую вдали статую.
– И там, только она поменьше, отсюда не разберешь.
– А не надоест, когда всюду ты? И там и там...
– Ну и что?
– удивился он.
– Раз красиво... И словно в подтверждение его слов дорогу загородила какаято ярко-рыжая.
– Привет. Когда?
– Послезавтра, детка.
Кажется, я начинала понимать Николь. Но ощущение твердой скульптурной руки на моей талии, руки "образца", "эталона", было приятным. И я шла с ним, стараясь не смотреть на белеющие повсюду статуи.
Нам удалось поймать аэрокар, и через пять минут мы приземлились далеко за городом. Сыграли для начала несколько партий в теннис. У Николь действительно получалось превосходно, гораздо лучше, чем когда-то у Ингрид Кейн. Тело у нее было гибкое, тренированное, не знающее усталости, и Унго пришлось изрядно попотеть, чтобы добиться победы.
Потом мы гоняли наперегонки на одноместных спортивных аэрокарах. Зажмурившись, захлебнувшись встречным ветром, я неслась к солнцу, которое слепило даже через веки. И вдруг врезалась в облако. Оно было теплое, как парное молоко. Я сбавила скорость и погрузилась в него, ощущая на лице, руках и шее щекочущие капли непролитого дождя.
Потом облако разорвалось, я увидела далеко внизу зеленые поля стадионов с белыми пятнами - статуями Унго. А живой Унго настигал меня. Я совсем выключила мотор аэрокара и стала падать. Земля надвигалась. Я пронеслась над деревьями, успела захватить в горсть несколько листьев трюк моей юности, - снова взмыла вверх, едва не столкнувшись с аэрокаром Унго, и закричала. Нечто, чему я не знала названия, переполнило меня, выплеснулось в крике. Что со мной?
Мы сели. Унго подошел, сердито покрутил пальцем у виска и проворчал, что мы могли бы разбиться. Я поцеловала его.
– После ужина, - сказал он тем же непреклонным тоном, каким говорил "деткам" "завтра" и "послезавтра". Сейчас он очень напоминал собственную статую.
...В ресторане мне снова почудилось, будто я Ингрид Кейн, молодая Ингрид. Кажется, я здесь бывала когда-то прежде. Этот зал полумесяцем, фосфоресцирующие стены, полуголые официанты с позвякивающими на руках браслетами - настоящие живые официанты. И целующиеся пары. И я с парнем. Его зовут Унго, он обнимает меня. Сейчас, позовет танцевать.
–
Танец был неизвестен Ингрид, но Николь его знала отлично. Ее зеленовато-пепельные волосы тяжело бились по спине в такт музыке.
Я выпила подряд несколько рюмок коньяку.
Заиграли что-то медленное. Унго притянул меня к себе, и тело Николь откликнулось точно так же, как откликалось когда-то тело Ингрид.
– Время сна, - сказал Унго (ох уж эта пунктуальность!).
– Куда пойдем? "Голубое небо"? "Зеленый лес"? Видимо, так назывались теперь отели свиданий.
– "Розовый закат", - наобум сказала я, уловив общий принцип.
– "Красный закат", - поправил Унго.
– Или ты имеешь в виду "Розовый восход"? Паршивые заведения. Лично я предпочитаю "Синее море". Решай же.
– Море так море.
"Море" оказалось довольно популярным - все комнаты были заняты. Но Унго пообещал молодой хозяйке составить ей компанию послепослезавтра, и дело уладилось.
В коридоре мы столкнулись с каким-то парнем. Наши глаза встретились, и он незаметно для Унго кивнул мне. Я никогда его прежде не видела, тем не менее это лицо показалось мне странно знакомым.
Отель недаром назывался "Синим морем". Зеркальные стены и пол, искусно подсвеченные, создавали иллюзию необъятного океана, по которому перекатывались белые барашки волн. Но океан этот казался безжизненным - может, потому, что декоратор воду сделал слишком синей, а волны слишком белыми. Постель в виде парусной яхты, которая при желании начинала тихо покачиваться, будто на волнах.
Ванная комната оказалась обычной. В зеркале я снова с любопытством разглядывала стройное, загорелое тело Николь, вздрагивающее под щекочущими ледяными струями циркулярного душа.
И вдруг... Я уже почти привыкла, что у меня лицо Николь. Но у парня, что встретился нам в коридоре, тоже было лицо Николь! Вот почему он мне показался знакомым. Абсолютная копия, только сделанная под мужчину. Мне стало не по себе, но размышлять не хотелось. Наверное, я слишком много выпила. Я вылезла из душа под фен. То ли меня покачивало, то ли Унго включил качку.
Глядя, как он раздевается, я подумала, что статуи с него штампуют не зря. И что последний эксперимент Ингрид Кейн грозит затянуться. Кто я не все ли равно? Мне девятнадцать, а Унго просто великолепен.
– Я не должен нарушать режим, - недовольно заявил он, поглядывая на часы.
– От этого портится внешность.
Николь, ты не права, он очень даже забавен. Я поцеловала Унго, и на этот раз его мягкие губы нетерпеливо встретили мои. Уже не выпуская меня, он выключил свет и над нашими головами зажглось звездное небо.
* * *
Я проснулась внезапно - будто изнутри что-то толкнуло. Часы показывали четверть шестого. Рядом, привалившись к моему плечу, посапывал Унго. Море исчезло. Через выходящую на улицу стену в комнату проникал тусклый дневной свет, по другой, телевизионной, уже беззвучно мелькали кадры рекламы и спортивной хроники.