Последний фуршет
Шрифт:
— Но я не какой-нибудь... томограф, — она пожимала плечами.
— Я тоже. Но я оч-чень наблюдательный и видел, как он лазил в карман и вынимал его, чтобы промокнуть усы.
— Нет, я смотрела на... другого.
— На того, у которого застегнута нижняя пуговица пиджака? — насмешливо проследил Славик за Лизиным взглядом. — Что ж, он тоже может оказаться полезным. Продолжай. — Она хмыкнула. — Но имей в виду, он не прав. Нижнюю пуговицу не застегивают никогда.
Надо отвлечься, велела себе Лиза. Пронырнула между
Она знала, где проведет время между музеем и поездкой к Ксении Петровне. В иностранке. Почитает о японских клинках, и ей станет так хорошо, как всегда после этого...
10
— Это я, Лиза, — сказала она, когда в домофоне услышала голос Ксении Петровны.
Дверь пропищала и открылась.
Лифта в доме не было, и Лиза поднялась пешком на четвертый этаж. Ксения Петровна уже стояла на пороге, привалившись к косяку, сложив руки на груди и скрестив ноги в тапочках, отороченных рыжим лисьим мехом.
— Я рада, — сказала она, едва взглянув на позднюю гостью. — Очень.
Лиза перекинула длинный ремешок черной сумочки на другое плечо, улыбнулась и пожала плечами, остановившись у порога.
— К вам можно, да?
— Можно. — Ксения Петровна пропустила ее в прихожую. Потом указала на закрытую дверь комнаты и добавила: — Располагайся. В шкафу есть все, что надо. Вы с Викой одного размера.
В полумраке квартиры бормотал диктор, читавший вечерние новости. На кухне звякала ложечкой о чайник Ксения Петровна. Пахло лимоном.
Лиза надела Викины синие джинсы и черную майку. На самом деле, они с дочерью Ксении Петровны одного размера.
— Иди сюда, — позвала хозяйка. — Есть хочешь?
— Нет, — Лиза покачала головой и поморщилась, будто уже откусила лимон, который круглился в белом блюдечке без всякой каемочки. Она давно заметила, что крестная любит абсолютно белую посуду, без украшений.
— Понятно, — бросила Ксения Петровна, не глядя на Лизу. — Садись вон туда. Я люблю, когда гости сидят там.
Лиза протиснулась в угол, потому что кухня, как во всех пятиэтажках, была крошечная. Она уже отвыкла от такой. Но Ксения Петровна никогда не говорила, что это ее тяготит.
Чай был темный, но когда Лиза опустила в него лимон, стал оранжевым. Какое внезапное просветление, прямо как у нее самой, заметила она и снова поморщилась.
— Сахар? — спросила хозяйка. — Но ты прежде никогда не клала сахар. Признак пониженной кислотности.
— У меня в жизни повысилась кислотность, — усмехнулась Лиза.
— Я чувствую, — Ксения Петровна выпрямила и без того прямую спину, повела носом, словно собиралась уловить какой-то особенный запах. — Ничего не чувствую. Кроме аромата духов. Шанель номер пять.
Лиза улыбнулась:
— Да.
— Но это не твои
— Мои, — кивнула Лиза.
— Я не о том. Они по сути не твои. Они для... матроны.
— А я и есть матрона, — сказала она. — Я, вообще, знаете кто?
— Кто?
— Кухарка.
— Правда? — Ксения Петровна изумилась. — Какая неожиданность. А я думала, ты прислуга.
— Так и есть, — поспешила добавить Лиза. — Но я больше не хочу.
Крестная кивнула и отпила из чашки:
— Поняла.
— Вы мне как-то сказали, что мужчины только говорят, будто спят и видят, чтобы их жены не работали. А на самом деле их быстро утомляют такие жены. Я думала, это не про меня. Но сейчас так не думаю.
— По-моему, ты сама от этого устала больше, чем он.
— Я устала, правда. — Лиза, не отрываясь, смотрела в чашку и давила, что было сил, кружок лимона серебряной ложечкой. — Такое чувство, словно из меня выпустили весь воздух, — призналась она. — Я не хожу на работу каждый день, но сил больше нет.
Она пожала плечами и наконец посмотрела на сидящую напротив нее женщину.
— Ага, — отозвалась Ксения Петровна, подталкивая ее продолжать.
— Помните, когда я собралась замуж, что вы сказали? Когда посмотрели на фотографию Славика? — спросила Лиза с улыбкой.
— Помню, — та кивнула. — Могу повторить. А ты, если хочешь, подтверди или... поправь меня, — она подыскала более мягкое слово, чем то, которое собралась произнести.
— Вы хотели сказать — опровергни.
— Ну, это уж звучит угрожающе, как на суде, — Ксения Петровна отодвинула чашку с деланным протестом в голосе. — Я тебя спросила: а ты на самом деле хочешь ребеночка? Ты сделала круглые глаза и сказала: «Не-ет».
— Я только потом догадалась, что вы о... нем, — тихо произнесла Лиза.
— Сначала будет забавно, говорила я, — продолжала Ксения Петровна. — Как со всяким малышом, который готов зависеть от тебя целиком. Потом труднее, он будет расти и требовать большего.
— Да, — кивнула Лиза. — Это я помню. А потом, сказали вы, он начнет, как всякое выросшее дитя, относиться к тебе как к своей собственности и отталкивать, когда ты...
— ...когда ты ему наскучишь, — закончила за нее Ксения Петровна. — Ты стала избегать меня... после этого.
— Вы на меня... обижались? — тихо спросила Лиза.
— Нет, — она усмехнулась. — Как я могу обижаться на свою крестную дочь?
Лиза вскинула брови:
— Но мы с вами не сильно верующие.
— Да, но верящие — сильно. Правда? — Ксения Петровна наклонилась над столом и подалась к Лизе. — Друг другу?
— Да, — тихо ответила та. — Тем более что вы правы... Почти...
— Почти? — насмешливо спросила ее Ксения Петровна.
— Почти во всем, — торопливо добавила Лиза. — Я устала... быть его собственностью. Даже любимой, но собственностью.