Последний год
Шрифт:
– Навсегда? – переспросила себя Наталья Николаевна и тотчас ответила: – Конечно, навсегда!
Глава тринадцатая
С утра граф Соллогуб был у Пушкина. Приняв на себя обязанности секунданта, он всей душой надеялся, что именно ему суждено предотвратить эту ужасную для России дуэль.
Владимир Александрович пытался получить согласие поэта на переговоры с виконтом д'Аршиаком по существу столкновения.
– Никаких переговоров! – снова подтвердил Пушкин. – Вам надлежит определить только условия дуэли.
И опять был
С мрачными мыслями поехал Соллогуб к виконту д'Аршиаку. Секунданты приступили к совещанию. Пунктуальный виконт начал с заявления, что был бы рад примирению противников. Он, не будучи русским, хорошо понимает, что представляет собой для русских Пушкин…
У Соллогуба прояснилось на душе.
Затем виконт д'Аршиак счел необходимым еще раз обсудить имеющиеся документы и действия противников.
Время шло. Прервав совещание, секунданты решили вновь встретиться в три часа дня у Дантеса. Им, должно быть, не пришло в голову, что, продолжая совещание в присутствии одного из противников, они грубо нарушают права другого. Дантес тоже не возражал. Правда, он не принимал никакого участия в переговорах. Сидел в стороне и даже насвистывал какой-то полюбившийся ему мотив. Никто бы не подумал, что легкомысленный поручик был сейчас зорким наблюдателем, готовым вмешаться при первой надобности. Итак, совещание секундантов возобновилось в три часа дня…
Пушкин весь день провел дома, за письменным столом. Брошюра Голенищева-Кутузова, предъявлявшая опасные и несправедливые обвинения автору «Полководца», вышла в свет. Брошюру заметили, о ней говорили. Те самые «патриоты», которые во времена войны с Наполеоном спасались на долгих в саратовские имения, хором негодовали на поэта. Пушкин занес руку на святыню! Он прославляет Барклая де Толли с очевидным намерением ущемить славу Кутузова!..
Отправив графа Соллогуба для решительных переговоров, поэт вернулся к работе. Он заканчивал свое «Объяснение», которое должно появиться в «Современнике»:
«Слава Кутузова не имеет нужды в похвале чьей бы то ни было, а мнение стихотворца не может ни возвысить, ни унизить того, кто низложил Наполеона и вознес Россию на ту степень, на которой она явилась в 1813 году. Но не могу не огорчиться, когда в смиренной хвале моей вождю, забытому Жуковским, соотечественники мои могли подозревать низкую и преступную сатиру – на того, кто некогда внушил мне следующие стихи, конечно, недостойные великой тени, но искренние и излиянные из души:
Перед гробницею святойСтою с поникшею главой…»Пушкин вписывал в «Объяснение» текст стихов, давно написанных им в честь Кутузова.
В кабинет вошла Наталья Николаевна:
– Ты совсем заработался, мой друг!
– Кляни обязанности журналиста, Таша… Ты никуда не едешь сегодня?
– Если бы ты знал, как я устала… Я тебе не помешаю?
Александр Сергеевич отложил рукопись…
…В голландском посольстве, в комнатах, отведенных молодому Геккерену, все еще совещались секунданты. Наконец Соллогуб попробовал подвести итоги в письме к Пушкину.
«Я был, согласно вашему желанию, у господина д'Аршиака, – писал он поэту, – чтобы условиться о времени и месте. Мы остановились на субботе, так как в пятницу я не могу быть свободен, в стороне Парголова, ранним утром, на 10 шагов расстояния…»
Виконт д'Аршиак подтвердил: условия поединка изложены совершенно точно: барьер – десять шагов, хотя он хорошо понимает, насколько такое близкое расстояние чревато опасностью для противников.
Владимир Александрович Соллогуб приступил к дальнейшему изложению. Предстояло сказать самое важное. Но какие найти для этого слова?.. Как отнесется поэт к тому, что секундант превысил данные ему полномочия?
…В доме Пушкиных не было в этот день ни одного посетителя. Ни одна из светских приятельниц не заехала к Наталье Николаевне. Она задержалась у мужа в кабинете.
– Скажи, виконт д'Аршиак завершил историю этой ужасной дуэли?
– Надо полагать.
– А зачем был у тебя утром граф Соллогуб?
– Жёнка, жёнка! Если бы я стал давать тебе подробный отчет, зачем ездит ко мне пишущая братия, ты бы сама сбежала от такой докуки. Вместо того лучше прогони меня к моим делам.
Александр Сергеевич прикрыл шуткой очевидное смущение. Наталья Николаевна сделала вид, что поверила его объяснению. Она удержала мужа за руку:
– Сегодня я никуда тебя не отпущу.
– Да что с тобой, скажи, сделай милость?
Наталья Николаевна сказала шепотом, от которого дрогнуло у него сердце:
– Господи, когда же к нам вернется прежняя жизнь?
Он успокаивал ее как мог. Наталья Николаевна ответила ему трогательной, беспомощной улыбкой.
– Скажи, – начала она, подумав, – ведь ты писал письмо старому Геккерену?
– Откуда ты знаешь? – Александр Сергеевич удивился и встревожился.
– Мне сказывал Жуковский.
– А, чертовски-небесная душа! – Пушкин вспылил. – Мало ему, что измучил меня, теперь хочет втянуть тебя!
– Напрасно ты сердишься, милый! Василий Андреевич прав: тебе нет нужды упоминать о свадьбе Екатерины в своем письме. И свадьба тотчас будет объявлена.
– Таша, голубчик, тебе трудно понять, точно так же, как не понимает интриги – хочу в это верить – Жуковский. Прошу тебя, прекратим этот разговор.
Судя по тому, как резко, с какой болью сказал это Александр Сергеевич, разговор, точно, следовало отложить. А время шло!.. В голландском посольстве граф Соллогуб дописывал последние строки письма, направляемого им Пушкину. Он изложил обстоятельства, дополнительно выяснившиеся на совещании секундантов:
«Господин д'Аршиак добавил мне конфиденциально, что барон Геккерен окончательно решил объявить о своем брачном намерении, но, удерживаемый опасением показаться желающим избегнуть дуэли, он может сделать это только тогда, когда между вами все будет кончено и вы засвидетельствуете словесно передо мной или господином д'Аршиаком, что вы не приписываете его брака расчетам, недостойным благородного человека…»
Виконт д'Аршиак тщательно следил за текстом, который Соллогуб повторял вслух. Жорж Дантес по-прежнему сохранял позу человека, случайно оказавшегося в комнате при обсуждении дела, до него совершенно не касающегося.