Последний грех
Шрифт:
Через две недели его, немолодого постоянно стонущего от болей в спине, охранники — молодые парни из Пензенской области отпустили на все четыре стороны. И даже дали немного денег — на электричку, чтоб добраться до Москвы. Георгий добрался, и в кадровом агентстве больше не появлялся.
И все-таки гастарбайтерское счастье улыбнулось ему. Расположенная поблизости овощная база, куда сын посылал его за картошкой, ибо торговали там в розницу по оптовым ценам, как раз нуждалась в водителе. Посмотрев на соискателя, хозяин-азербайджанец сомнительно поцокал языком, но все же взял. На испытательный срок в два месяца и с
Не сразу, но Георгий освоился. Поняв, что в Москве не просто слезам, доброму слову не верят, стал таким же, как все. Эволюционировал, если это слово вообще применимо к столичному образу жизни. Грубость, наглость, безразличие — вот лишь несколько качеств, разросшихся в нем до неимоверных размеров. Разобравшись в правилах игры, Георгий стал почти «москвичом». И вспоминая свой лепет в агентстве, сам смеялся над собой — недотепой, позволивший обобрать себя до нитки. Теперь уже он, развозя овощи по точкам, прикидывал, где и как можно будет «развести» клиента. Конечно, по мелочи. Но, как говорят, курочка по зернышку.
Со временем появился у Георгия и другой «бизнес». Тайный и с душком. Но запаха он предпочитал не замечать, ибо деньги отбивали любое зловоние…
Подъехав к палаткам на площади, он услышал детские крики. Георгий не спрятал взгляд в ящики, а напротив пристально смотрел за развернувшейся расправой. Зрелище было не для слабонервных — беспризорников били жестко и даже жестоко. «Не иначе что-то серьезное, — думал Туфченко. — Знать бы что. Забьют, ведь, пацанов». Затянувшись, он выбросил окурок, хлопнул дверцей и бодрым шагом направился к браткам.
— Эй, парни!
Занеся ногу над Пашкой, Длинный остановился и недоуменно уставился на незнакомца.
— Вы чего их так? — Туфченко смотрел открыто и без страха. — Убьете ведь?!
Теперь и Крепыш повернулся к странному типу.
— Мужик, тебе чего надо?! — В Туфченко впился разъяренный взгляд. — Это, ёб, твои что-ли шакалята?!
Мужик немного стушевался. Волчьи огоньки в глазах истязателей не сулили ничего хорошего. С таким продолжением можно и самому было «попасть под раздачу». Просто так, за компанию. Георгий поправился.
— Да, вы что?! — Широкая улыбка деревенского простодыры расползлась по морщинистой физиономии. — Какие же они — мои?! Вы что, сами не видите: пацаны — беспризорники?!
— А чего тогда? — Длинный не понимал. — Валил бы нахрен!
Но Туфченко уже натянул на себя маску жалостливого прохожего и решил до конца играть избранную роль.
— Они что — сперли у вас чего?!
— Сперли! Почти.
— Так это, наверное, с голодухи.
— С голодухи — жрать просят, а не борсетки таскают! — Крепыш бережно поправил вещь под мышкой. Дышал он уже спокойнее и глубже, отчего красное лицо его понемногу стало приобретать привычный розовый вид. — Ну, не сука, а?! Еще немного и пиздец!
Длинный согласно закивал и пнул Пашку по ребрам. Несильно, но для порядка. Крепыш хотел поддержать почин, но Максим громко заскулил.
— Дяденька, не надо! Больно! Пожалуйста, не надо!
Жалостливый плач вкупе с осуждающим взглядом прохожего сделали свое дело. Истязать кающегося было уже не с руки. Злость, хоть и не вся, отпустила. Словно воздух из дырявой шины, пошла на убыль. Крепыш пнул утрамбованный снег.
— Мочить вас надо! Или в крематорий! Живьем! Все равно, ничего путного уже не выйдет!
— Базара нет. — Поддержал Длинный. — Можно в речку, как котят.
Братки заржали, а странный мужик стоял и чего-то ждал.
— Я тут продукты в приют вожу: картошку, морковь, лук. Там таких, как они — полно. И их бы туда.
— Я ж тебе говорю: в живодерню их надо, а не в приют! — Крепыш был категоричен.
— А там все предусмотрено. — Туфченко хитро улыбнулся. — Заслужат, окажутся в живодерне. С этим там полный порядок.
Продолжая лыбиться, мужик перевел взгляд на пацанов. Те все еще крючились от боли и бежать были не в состоянии. И хотя настроение у незнакомца было вполне миролюбивое, что-то в его улыбке было такое, отчего Крепыш вдруг поежился. «Мужичок-то — не прост. С такой улыбкой, — думал парень, — этот доброхот и вилы в брюхо сунет. И, также улыбаясь, пойдет дальше. Пацаны зачем-то ему понадобились?! Хотя мне какое дело: надо ему — пусть забирает, свое они уже получили».
Глава 3
Солнце слепило. Рыжие, апельсиновые струи нещадно брызгали в глаза и не давали осмотреть округу. Макс сощурился и приставил к бровям ладонь. Немного, но помогло. Странно, что в России такое яркое солнце. Из детства он совсем его не помнил. Родина вспоминалась ему серой и холодной, а здесь — пожалуйста, солнечное изобилие. Он сделал несколько шагов, опустил сумку на асфальт и осмотрелся. Желтое стадо такси расположилось неподалеку от входа. Но шустрые бомбилы на древних тарантасах цепляли клиента прямо на выходе из терминала. Макс неодобрительно посмотрел на кавказца, лихо тормознувшего свою колымагу и, подхватив сумку, демонстративно прошел мимо.
В салоне выбранного такси его не ждали. Таксист, мужчина лет тридцати пяти с темными бакенбардами и в кожаной куртке, облокотившись на дверцу, мирно дремал. Макс негромко кашлянул — таксист продолжал сопеть. Пришлось стукнуть по стеклу.
— Вы свободны?
Таксист открыл глаза, лениво зевнул и опустил стекло.
— Чего?!
— Вы свободны?
— Так это, — мужчина тер глаза, — у нас тут очередь. Вон, видишь, кто — первый? — Он кивнул на, стоявшую далеко впереди, машину. — Туда и иди.
— А вы что — не работаете?
— Почему — работаю. Только очередь, ведь.
Макс глянул на, болтавших меж собой, извозчиков и вновь повернулся к соне.
— Вам что — деньги не нужны?
— Я ж сказал — очередь.
— Ну и что — что очередь! Я, как клиент, имею право выбирать. И я выбираю вас. Заводите машину!
Макс открыл заднюю дверь, кинул сумку на сиденье и примостился рядом с таксистом.
— Да ты что?! Охренел?!
— Поехали, а?!