Последний характерник

Евтушенко Валерий Федорович

Когда, наконец, тридцатитысячное королевское войско, включая сюда и панов, прибывших по созыву посполитого рушения, выступило из Сокаля, охотники Серко двигались с обеих сторон от него параллельным маршем, что само по себе было нетрудно, так как передвижение королевского войска чрезвычайно замедляли разливы рек и речушек, которых в этих местах было великое множество. Наконец, поляки добрались до Топорова, где король решил сделать остановку, давая отдых своему войску и желая точнее выяснить ситуацию со Збаражем.

Тем временем после ухода Серко сражение под Збаражем не прекращалось. Каждый день продолжался артобстрел польских позиций, каждый день новые сотни казаков наполняли своими телами ров перед валом, опоясывающим польский лагерь. Наконец, видя бесполезность попыток овладеть Збаражем штурмом, хан пустился на хитрость, вступив с осажденными в переговоры.

Поляки воспользовались полученной передышкой, однако уже через неделю ввиду их безрезультатности переговоры были прекращены. Как и следовало ожидать, разрыв переговоров ознаменовал новый штурм, только в этот раз ночной. Однако поляки за время перемирия усилили оборону на валах и, хотя казаки с татарами всю ночь пытались их захватить, штурм был отбит, несмотря на огромные потери, как и все предыдущие. Когда хану доложили о том, сколько его воинов погибло, Ислам — Гирей впал в бешенство и вызвал к себе гетмана. «Ты вчера обещал привести мне всех ляхов связанными за шею, — кричал он ему в приступе ярости, — а вместо этого подвергаешь меня позору такими огромными потерями. Знай же, если в течение трех дней не одолеешь ляхов, то сам пойдешь на веревке в Крым вместе со своими людьми!»

Возвратясь в свой табор, Хмельницкий собрал казаков и передал им слова хана. Они произвели ожидаемое впечатление, так как мало кто сомневался, что Ислам — Гирей способен выполнить свое обещание. По совету генерального обозного Чарноты срочно начали сооружать гуляй — городки — большие передвижные сооружения из бревен на деревянных катках, внутри которых были оборудованы пушечные порты. Такие сооружения никогда раньше казаками при штурме замков не применялись, но в данном случае можно было рассчитывать, что с их помощью удастся подобраться ближе к валам. Когда все было готово, казаки подвели гуляй — городки под самые шанцы осажденных, открыв из них пушечный огонь, в то время как с боков на поляков обрушилась казацкая конница и татарская орда. К счастью для поляков, пошел густой дождь и наступила темнота, но и после этого битва не прекратилась, а наоборот, штурмующие уже взобрались на самые валы. Вновь поляков охватила паника, послышались крики о необходимости отступить и спрятаться за каменными стенами замков, но положение спас все тот же князь Иеремия, вставший на пути дрогнувших солдат с оголенной саблей в руках. Обращаясь к тем, кто намеревался прятаться в замках, он кричал: «Кто тронется с места тот или погибнет, или убьет меня! На раны Иезуса, не дадим врагу победить, лучше умрем тут!» Остановив едва не ударившихся в бегство шляхтичей, он с Дмитрием Вишневецким организовал контратаку, сумев отбросить казаков от валов, а набежавшие челядины с факелами в руках, несмотря на дождь и слякоть, подожгли гуляй — городки.

Этот день, стал переломным в осаде. Хан, узнав о новых потерях, опять разразился угрозами в адрес Хмельницкого, тот снова в течение нескольких ближайших дней продолжал штурмовать лагерь поляков, однако безуспешно. Видя, что от штурма толку нет, гетман приказал насыпать валы выше, чем польские и вести оттуда пушечный и ружейный огонь по позициям поляков. Стоило поляку подойти к пруду зачерпнуть воды, как с противоположного берега летела пуля или ядро и он падал бездыханный на землю. В польском лагере не было надежного места, где можно было укрыться от этого огня. Стало сложно даже зачерпнуть воды из пруда, не расставшись с жизнью. Колодцы же были завалены трупами. И в это же время осажденные почувствовали, как их начинает сжимать костлявая рука голода. Хлеб заканчивался. Солдаты давно уже ели конину, но и ее не хватало. В пищу шли даже крысы. Вслед за голодом и жаждой по лагерю поползли различные болезни. Многие мертвые тела долго не удавалось похоронить и они разлагались, заражая воздух. Однако, даже в этих неимоверно трудных условиях Вишневецкому, Конецпольскому, Лянцкоронскому и Остророгу удалось организовать удачные вылазки уничтожить несколько татарских подразделений и захватить в качестве трофеев несколько бунчуков.

Со своей стороны и Хмельницкий с ханом применяли хитрости, чтобы снизить моральный дух осажденных, например, переодели подразделение татар в одежду янычар, которые ночью попытались проникнуть на валы.

Так продолжалось до конца июля. Поляки привыкли к постоянным штурмам и научились их отражать, однако голод становился все ощутимее. Наконец, каким — то доброжелателем в лагерь была переброшена стрела с запиской о том, что король с войском идет на выручку и находится уже недалеко. Однако, это само по себе еще ничего не значило, необходимо было предупредить

короля о том, что гарнизон Збаража еще держится. Эту миссию взял на себя один из польских офицеров, Скшетуский, который переодевшись мещанином незаметно преодолел ночью пруд и впадающую в него речушку. В дальнейшем ему удалось выйти за пределы осадного кольца и добраться к Яну Казимиру, которого он застал в Топорове.

Глава одиннадцатая

Засада у Зборова

О том, что к королю сумел добраться гонец из Збаража, Серко не знал. К польскому лагерю каждый день из окрестных сел и местечек двигались возы с продовольствием и фуражом, сновали взад вперед мещане — ремесленники, прибывали новые панские хоругви из воеводств, где было объявлено о созыве народного ополчения, поэтому появление там посланника Вишневецкого в одежде простого мещанина для казаков осталось незамеченным. Однако то, что король намерен продолжать движение дальше, стало понятным уже через несколько дней, когда все войско и обоз стали выдвигаться из Топорова. В этой ситуации Серко пришлось пойти на риск и ночью захватить в плен «языка», отставшего от своего подразделения жолнера. Здраво рассудив, Иван решил, что его сочтут за дезертира и никто разыскивать его не станет, а тем более не заподозрит, что он захвачен в плен казаками.

Жолнер оказался словоохотливым и даже без пыток каленым железом охотно выложил все, что знал, хотя знал он, как выяснилось, не много.

— По слухам, — рассказывал солдат, — из Збаража к королю прибыл гонец от князя Вишневецкого. Как уж ему удалось выбраться из кольца осады, не знаю. Там осажденные еще держатся, но у них начался голод, князь просит помощи. Вот король и приказал двигаться к Збаражу.

Гонец с донесением об этом известии немедленно отправился к Хмельницкому, а охотники по — прежнему сопровождали королевское войско с обеих сторон, иногда вырезая команды фуражиров, попадавшиеся у них на пути. В польском лагере это списывали на местное население.

Королевское войско двигалось медленно, так как всю последнюю неделю лил непрекращающийся дождь, постоянно приходилось переправляться то через разлившиеся речки, то через болота. Лесные дороги, по которым передвигались королевские хоругви, все развезло, глубокие выбоины и рытвины оказались заполненные водой. Обоз растянулся на несколько верст и постоянно отставал, так как возы с продовольствием, боеприпасами и фуражом все время застревали на разбитой лесной дороге и их приходилось вытаскивать вручную. Яна Казимира тревожило отсутствие сведений о Хмельницком, так как он понимал, что казацкому гетману о его продвижении на помощь осажденному Збаражу уже известно. Попытки выяснить что — либо о казаках у местного населения ни к чему не приводили.

4 августа, когда король находился в одном дневном переходе от Зборова, к Серко прискакал гонец с письмом от гетмана. Прочитав его, Иван удовлетворенно улыбнулся и передал гетманское послание Верныдубу.

— Предупреди всех, — добавил он, — пусть соблюдают величайшую осторожность. Нельзя спугнуть ляхов раньше времени, но как только большая часть их завтра начнет переправу у Зборова, мы ударим на обоз и попытаемся отсечь его от остального войска. Объяви всем, что захватим в обозе — все наше. Правда, много нам вряд ли достанется, так как по обозу ударят и татары.

Действительно, к полудню 5 августа авангард королевского войска вступил в Зборов. Это мало чем примечательное, но с древней историей, местечко не имело серьезных оборонительных сооружений, кроме четырехугольника земляных и деревянных валов. С начала сороковых годов оно стало принадлежать Якубу Собесскому, отцу будущего польского короля, но после прохождения здесь год назад войск Хмельницкого и татар, обезлюдело. Задерживаться тут не имело смысла, поэтому король приказал оставить в Зборове на всякий случай гарнизон из 400 солдат, а все войско по наведенным верстах в двух севернее трем мостам стало переправляться через Гнезну, приток Стрипы. На марше по узкой лесной дороге войско растянулось. Когда передовые хоругви, шедшие с королем в авангарде, начали переправу через узкую, но болотистую речушку, арьергард, в котором находился войсковой обоз из тяжелых возов с амуницией, провиантом и фуражом, еще только приближался к Зборову. Те, кто уже успел переправиться, приступили к возведению временного лагеря, некоторые подразделения даже стали располагаться и на обед, то там, то тут запылали костры. Король рассчитывал здесь укрепиться, дать короткий отдых войскам и на следующий день продолжить движение к Збаражу до которого коннице оставалось меньше дня пути. Однако, судьба распорядилась иначе…