Последний ход за белой королевой

Агранянц Олег

Вера пролистала несколько страниц:

– Сразу не могу. Неразборчивый почерк. Будет готово послезавтра.

– Мне не нужен подробный перевод.

– Все равно послезавтра. И дай мне наводку. Что это за записки? Откуда они у тебя? Кто автор?

– Их автор, по-видимому, проживает в Намибии.

– Это все?

– Все.

– Ты мне не сказал, как я выгляжу. Растолстела?

Это Вера спрашивала каждый раз.

– Нет.

– Как домашние?

– Все так же. Сын живет с моей бывшей, пишет какую-то чушь про пролетарских

поэтов начала века. На меня обиделся. Я неодобрительно высказался про этих поэтов, а он мне: «Не понимаю, как ты, коммунист, можешь так говорить!» Словом, Павлик Морозов. Не звонит уже два месяца.

– А бывшая?

– Третий год пишет докторскую про Шолохова.

– И тоже не понимает тебя как коммуниста?

– Именно так.

Вера захохотала:

– Боюсь, что скоро придется тебя укрывать. При всех обстоятельствах. И при белых и при красных.

* * *

На следующий день я изложил все свои приключения в письменном виде. Написал финансовый отчет. Колосов завизировал, не глядя.

Отдельно сочинил бумагу о Типографе. Настойчиво рекомендовал перевести его в резерв. Получил резолюцию: «Перевести в резерв».

Позвонил Кузякину.

– Он в загранкомандировке, будет через неделю.

* * *

А еще через день, снова опоздав на час, явился к Вере с букетом цветов и, пока она расставляла цветы по двум вазам, уселся на мягкий, то ли антикварный, то ли от тетки доставшийся диван и принялся рассматривать фотографии, валявшиеся на соседнем стуле. Я уже собирался высказаться по поводу внешнего вида хозяйки, весьма привлекательного, на пляже, как та вернула меня к теме моего визита.

– Значит, говоришь, немец из Намибии?

– Да.

– Ты не догадываешься, что это за рукопись?

– Нет.

– Послушай.

Она взяла бумажку, где был написан перевод, и начала читать:

– «То было не какое-нибудь благородное дерево, а самое обыкновенное полено, из тех, которыми в зимнюю пору топят печи и камины, чтобы обогреть комнату».

Она остановилась, посмотрела на мое изумленное лицо, многозначительно вздохнула и продолжала:

– «Не знаю уж, какими путями, но в один прекрасный день этот кусок дерева оказался в мастерской старого столяра. Старика звали мастер Антонио, но весь свет именовал его «мастер Вишня», так как кончик его носа был подобен спелой вишне – вечно блестящий и сизо-красный».

Я обалдел:

– Что это?

– Карло Коллоди. «Приключения Пиноккио». Перевод на немецкий. Перевод хороший, профессиональный. Ты читал «Приключения Пиноккио»?

«Приключения Пиноккио» я не читал.

– Там больше ничего нет?

– Если только симпатическими чернилами… Читать дальше?

– Нет. Я все понял. Кто-то сделал из меня Буратино.

– Выходит, что так. Кофе хочешь?

Я не отказался, и Вера начала колдовать с туркой и через несколько минут налила две маленьких чашки кофе.

– Статьи мои читаешь?

– Читаю.

– И как?

– Не любят тебя в моей конторе.

– Не боишься знакомства со мной? Дурные связи.

– Ты – знакомство полезное. Власть переменится, буду у тебя скрываться. Пустишь?

– Пущу. И на твоем месте я бы уже вещички потихоньку перекидывала.

– Не торопишься?

– Сколько веревочке ни виться. Гром великий определенно скоро грянет. А дальше по тексту… Кто был ничем, тот станет всем. И наоборот.

– Вот как раз последнее меня и не радует.

* * *

«Ну, Червонная двойка, – думал я по дороге домой. – Придумала про записки на немецком языке, и я украл первые попавшиеся со стола у Типографа. Никакой я не Буратино, я просто необработанная деревяшка».

46. Приключения Буратино

– Весь твой отчет прочел. Вопросов нет. Садись, – приветствовал меня мой начальник. – А теперь расскажи, что написано в записках.

Я вынул из портфеля рукопись.

– Копия?

– Да. В одном экземпляре.

– Где перевод?

– Он не нужен.

– Почему?

– Его можно найти в любой библиотеке. Это «Золотой ключик».

– В каком плане?

– В прямом. Эти записки – немецкий текст «Приключения Пиноккио» Карло Коллоди.

Давно я не видел у своего начальника столь идиотской физиономии.

– Кто над кем пошутил?

– Не знаю.

Колосов встал, подошел к шкафу, вынул бутылку «Реми Мартен», разлил по рюмкам. А я вспомнил Кики. Что сделал бы американец на моем месте? Наверное, все доложил так, как было. Немец никогда бы не допустил ничего подобного. Итальянец бросил бы службу и женился на Кики. А француз? Француз вернулся бы в Онфлер и оттрахал Высокую табуретку. От этой веселой мысли я улыбнулся.

– Чего смеешься?

– Я чувствую себя Буратино, которого провели. И знаю, кто провел.

– Кто?

– Карабас Барабас. Кузякин.

– Буратино, Карабас Барабас, – проворчал шеф, опрокидывая рюмку.

Он закрыл бутылку, поставил ее в шкаф. Сел за стол.

– Ладно. Начнем с начала. Тебя просили перевезти статуэтку из Браззы в Женеву. Статуэтка оказалась полой. Что в ней должно было быть: наркотики, Буратино или ничего? Твое мнение.

– Ничего. Зачем ЦК перевозить наркотики аж из Намибии? И для чего тащить из Намибии никому не нужную рукопись?

– Убедил, но не совсем. Дальше.

– Пичугин решил слинять. Ему нужны были деньги на билет, и он договорился с леваками, которых знал раньше, чтобы они оплатили ему билет, а он взамен провезет их наркотики по дипломатическому паспорту.

– Похоже. Откуда взялась рукопись?

– Возможно, в ней какой-то шифр, который мы не понимаем. Либо это просто балласт, что маловероятно. Или записки засунули в статуэтку леваки. Случайно или нарочно, чтобы нас подурачить. От них всего можно ожидать, при нынешней их любви к нам.