Последний холостяк
Шрифт:
Он ушел раньше своей секретарши – чего не случалось никогда. Марни в очередной раз доказала, что она очень опасна. И способна отвлечь от чего угодно.
Но самое плохое, что, по правде сказать, ему было плевать.
Еду она купила по дороге, но к тому моменту, когда они уселись за кофейный столик поесть, несчастная пицца уже успела остыть.
Юбка и блузка Марни валялись на полу в его спальне, и она позаимствовала у него футболку. Ее щеки все еще горели румянцем. Она отвлекала даже от еды.
Марни без умолку восторженно
– Можно я задам тебе вопрос?
Марни взяла свой стакан с вином и уселась на диван.
– Конечно.
– Когда тебя спросили на собеседовании о том, почему ты хочешь получить это место, ты сказала, что знаешь, что значит чувствовать себя как в ловушке и не знать, как выбраться. Что ты имела в виду?
Марни вздохнула:
– Ты, конечно, не мог спросить что-нибудь попроще?
Дилан слегка забеспокоился, что влез туда, куда не следовало, но когда она поставила стакан на стол, он понял, что получит ответ.
– Я не имела в виду ничего трагического, похожего на то, что приходится пережить нашим клиентам. Я прекрасно понимаю, что это совсем другое. – Она фыркнула. – Молчите скрипки, дайте выплакаться маленькой дебютантке.
– То, что другим это кажется чем-то несущественным, не означает, что это пустяк для тебя.
Марни кивнула:
– Выражаясь твоим языком, я выросла в очень консервативном доме. И политически, и социально, и религиозно. У меня были очень, очень четкие представления о жизни, о мире, и о моем месте в нем. Никаких вопросов. Вся жизнь распланирована. Из отцовского дома я должна была отправиться в женскую школу, а затем в дом своего мужа. Учеба в университете предназначалась только для того, чтобы найти мужа, желательно доктора, или ад во ката, потому что это обеспечивало приемлемый социальный статус. Впрочем, подошел бы любой богатый человек. Потом я родила бы нескольких детей, вступила в «Женское вспомогательное общество»… – Она засмеялась. – Чему ты так удивляешься? Они до сих пор существуют. Феминистское движение никогда даже близко не подбиралось к семейству Прайс.
Такое впечатление, что Марни родилась и выросла в пятидесятых годах. Контраст между тем, что могло из нее получиться, и тем, что он видел перед собой, был огромен.
– Не могу себе представить, что ты стала бы такой.
– Трудно поверить, да? Я оглядываюсь назад, и у меня мороз по коже. Но в тот год, который я провела в Хиллбруке, что-то изменилось, хотя я сама этого не понимала. Когда я вернулась домой, та жизнь уже не казалась мне правильной. Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять, в чем дело, и, когда я поняла, оказалось, что я не вижу выхода. Моя семья, мои друзья составляли часть того, от чего я пыталась убежать. У меня не было денег, и я не могла получить доступ к своему капиталу до тридцати пяти лет. Я чувствовала себя пойманной в ловушку. Тем не менее я старалась вести себя как положено, надеясь, что когда-нибудь снова обрету уверенность.
– Но этого не происходило.
– Нет. В конце концов я переступила через свою гордость и связалась с Риз. Она помогла мне найти работу, я переехала сюда и больше не оглядывалась назад.
Теперь он понял, почему Марни так предана Риз.
– И поэтому у тебя возникли трения с Картером? – Увидев ее взгляд, Дилан добавил: – Я немного пообщался с ним на свадьбе Така и видел, что вы вообще не разговариваете. Нетрудно догадаться, что у вас проблемы.
– Лучше сказать, он бы мне не помог. – Она снова пожала плечами. – Так что, хотя мою историю нельзя назвать вдохновляющим примером преодоления настоящих трудностей, но я понимаю, что значит хотеть вырваться из своей жизни и не знать, как это сделать.
– Не стану врать и говорить, что по твоей истории можно снимать кино, но это все непросто и требует мужества. – Дилан улыбнулся ей. – Теперь я понимаю, откуда все эти салфеточки и постоянное чувство вины.
Марни с гордым видом кивнула.
– Наверно, я ужасно разочаровала бы свою мать, но я не оскорблю ее память недостатком гостеприимства и плохими манерами. Я слишком хорошо воспитана для этого. – Она стрельнула в него глазами и налила себе еще вина. – Кстати, раз уж речь зашла о матерях… Сегодня я видела твою.
Дилан бросил свой кусок пиццы обратно в коробку.
– Ну вот, испортила мне аппетит.
– Не устраивай мелодрам.
– Только не говори, что она не испортила тебе настроение.
– Это было не совсем приятно, особенно для первого дня работы…
– Значит, ты со мной согласна.
Марни покачала головой.
– Так какие у тебя проблемы с матерью?
Она могла бы выразиться гораздо более точно.
– Что ты имеешь в виду?
– Не уклоняйся от вопроса. Ты сам начал этот разговор.
– Тогда давай сменим тему. Поговорим о чем-нибудь более веселом, например, о мире на Ближнем Востоке.
– Ну уж нет, нет и нет. Тебе не удастся увильнуть. В любом случае раз уж твоя мать собирается время от времени посещать мой кабинет, мне надо знать, с кем я имею дело.
– Если дела в фонде будут идти хорошо, моя мать будет счастлива. К тому же обычно она не приходит без предупреждения. Должно быть, все из-за того, что ты новенькая.
– Она и говорила что-то в этом роде. Но потом я получила предупреждение, что должна не испортить акцию. И, между прочим, она действительно очень недовольна Риз.
– За это ее трудно обвинять. Для нее это до сих пор болезненная тема.
Марни сдержала улыбку.
– Верно. – Она посмотрела Дилану прямо в глаза и поболтала вино в своем стакане. – Так какие у тебя проблемы с матерью?
– Она сумасшедшая.
– Нет, серьезно.
– Я серьезно. И отец не лучше.
Марни покачала головой: