Последний холостяк
Шрифт:
– Мне они показались абсолютно здоровыми. Я хочу сказать, твоя мама немного поморщилась, когда я упомянула Риз, но на этом основании ее едва ли можно подозревать в нездоровье.
Дилан вздохнул, сомневаясь, что сказать. Но он первый начал эту игру в признания и не мог жаловаться на то, что Марни хочет услышать от него ответное.
– Ты права. На вид мои родители здоровы. И еще на вид они счастливая супружеская пара.
Марни вытаращила глаза:
– А разве это не так?
– Мои родители не разговаривают друг с другом – если не считать того, когда они на публике – больше пяти
– Это… м-м-м…
– И это улучшение. Двадцать с чем-то лет назад они только и делали, что скандалили. И самым грязным образом. Орали, швырялись друг в друга разными предметами…
– Почему же они просто не разведутся?
– Вопрос на миллион долларов, хотя он не имеет никакого отношения к разделу имущества. Девичья фамилия моей матери Кэффери. Возможно, тебе это ни о чем не говорит, но союз Кэффери-Брукс сделал их обоих до смешного богатыми и влиятельными, а затем и то, и другое только росло. Никто из них не желает лишиться своего места на Олимпе. Вот они и изображают перед всем миром полную гармонию. Это похоже на безумие. И раз уж теперь ты знаешь все о моей семье, то понимаешь, что я не склонен болтать об этом направо и налево. – Дилан пытался сделать вид, будто его все это не особенно заботит. – Их это устраивает.
– Но это не устраивало тебя. Представляю, что значит расти в такой обстановке.
– Когда мне было лет восемь, они разъехались по разным этажам. Это помогло. А потом меня отправили в закрытую школу, что было еще лучше. – Дилан заметил на лице Марни выражение жалости. Даже Риз – хотя она кое-что знала – он не рассказывал об этом. – Не надо.
– Что – не надо?
– Жалеть меня. Я себя не жалею.
– Ничего не могу с собой поделать. Это можно приравнять к жестокому обращению с ребенком.
– Все семьи неидеальны.
Губы Марни плотно сжались, но она кивнула.
– Верно. – Она отхлебнула еще вина. – Это многое объясняет.
Дилан уже достаточно хорошо знал Марни. Он не стал спрашивать, что она имеет в виду, потому что понимал, она сама все расскажет. Ожидание заняло меньше минуты.
– Твоя мать постоянно говорит об имидже «Брукс Фаундейшн» и о том, как важно его не испортить.
Он кивнул:
– Ради этого мои родители и изображают нормальную семью. Репутация и имидж для них самое важное.
– И еще это объясняет твой эмоциональный багаж, твои разговоры о прочном фундаменте взаимоотношений и надежном партнерстве для совместной работы.
– Это не багаж. Это жизненная философия, основанная на знании того, как выглядит противоположное.
– Но если твои родители никогда друг друга не любили…
– Я этого не говорил. На самом деле совсем наоборот. Любовный роман длился пару лет, прежде чем химия исчезла, но к тому времени было уже поздно. Они построили свою мини-империю и не хотели разрушать ее.
– Но они же страдают. И тебя заставили страдать. Удивительно, что их все это устраивает.
– Мои родители действительно хорошие партнеры, по крайней мере, когда дело заходит о том, что они считают важным. Просто, вступая в брак, они ждали от него разного, и когда не получили этого…
– И поэтому ты ищешь прочный фундамент, а не большую страсть.
– Именно. Я не хочу, чтобы кому-нибудь – в особенности ребенку – пришлось пройти через это. Мое желание очень разумно.
Марни уставилась на свой стакан.
– Вау. Невысоко же ты метишь.
Дилан посмотрел на нее:
– Но это на порядок лучше, чем альтернатива.
Она покачала головой:
– Твои родители не альтернатива. Твои родители в лучшем случае аномалия. Я видела брак прямо противоположный браку твоих родителей, и можешь мне поверить, это не намного лучше.
– О, неужели?
– Да, представь себе. – Марни поставила свой стакан и скрестила руки на груди. – Мои родители никогда не любили друг друга. Их брак стал главным образом способом создать «хорошую команду». Они никогда не были счастливы, но из них вышла идеальная пара. Моя мать была прекрасной женой и помощницей. Она давала званые обеды, участвовала в благотворительных акциях и растила детей. Отец дал ей все, что она хотела. Они были лидерами местного сообщества и церковной общины и чувствовали себя несчастными. Отец начал заводить любовниц, а мама принимала и даже сочувствовала этому. Но они никогда не ссорились и не думали о разводе. В нашем доме царили мир и согласие, они прекрасно ладили. Но они не любили друг друга, а под конец уже даже не нравились друг другу. Если я когда-нибудь выйду замуж, мне будет нужно гораздо больше, чем то, что создали мои родители. Я предпочитаю не занижать планку.
Всю эту речь Марни произнесла с большой страстью.
– Отличный способ проиграть, провал будет впечатляющим.
– Но я все же попробую.
– Я тоже… по-своему.
Марни пожала плечами и сделала медленный глоток.
Дилан слишком поздно понял, насколько этот странный разговор показывал, кем они были – а, вернее, не были – друг для друга. В наступившей тишине оба чувствовали напряжение и неловкость. А Дилану не хотелось ни напряжения, ни неловкости.
Однако Марни не вставала и не шла одеваться, значит…
– Марни, нам просто надо занести эту тему в список запрещенных.
– Звучит очень умно. Уверена, что в один прекрасный день ты найдешь женщину, удовлетворяющую твоим запросам. И я буду рада за тебя. А теперь я намерена снова дать себе клятву не вмешиваться в чужие любовные дела. – Не успела она это произнести, как у нее улучшилось настроение и, протянув Дилану стакан, она сказала: – Еще вина, пожалуйста. – Когда он налил, Марни со смехом добавила: – Как хорошо, что ты мне не подходишь.
– Аминь.
И только после того, как поздним вечером Дилан, посадив Марни в такси, в одиночестве улегся в кровать, ее слова начали тревожить его.
Глава 7
Марни бросила взгляд на четырнадцать различных тортов, которые предполагалось попробовать, и пожалела, что ей не во что переодеться. Классическая юбка-карандаш, которую она надела сегодня на работу, великолепно подчеркивала ее фигуру и придавала уверенности, однако не имела ни одного лишнего дюйма в объеме.