Последний интегратор
Шрифт:
Эти дома действительно росли, как деревья, или как кораллы, или как кристаллы. Нельзя было определить, сколько в них этажей -- части дома были разной высоты.
Дорога здесь разъединялась на тротуары, которые были частью стен. Дома соединялись с соседними домами не только тротуарами, но и мостами, а иногда крытыми переходами.
Двери и окна были разных размеров и разных форм. Рядом могли находиться круглые, квадратные, даже треугольные окна.
Все двери и окна были украшены сложнейшими орнаментами -- геометрическим, растительным, звериным. На наличниках изображались целые
Я вертел головой, тщетно пытаясь за один раз уловить все детали. Мне вспоминались картинки из детских журналов, где в ворохе линий нужно было увидеть фигуру человека: найди матроса. А тут -- найди дом, найди сарай, найди забор. Ничего не найдёшь, ищи хоть сто лет.
И никого. Кхандов не было.
Только на тротуаре у одного дома в позе луна-парковского сфинкса лежал огромный пёс. Пёс с длинной чёрной шерстью, с висящими ушами, сильными лапами, мокрым носом. Не собака, а медведь. Но медведь с умными, человеческими глазами. Эти глаза из-под густых бровей внимательно глядели на пришельцев. Длинный, распушённый хвост оставался неподвижен. Пёс был не очень рад встрече.
Карапчевский шагнул к псу. Я представил, как этот медведь нападает на Карапчевского...
Хвост огромного зверя медленно качнулся в одну сторону, затем в другую. Пёс встал и сильнее замахал хвостом. Карапчевский прикоснулся к крупной голове, его пальцы утонули в шерсти. Шерсть на голове пса разделялась на прямой пробор. Это ещё более очеловечивало его облик.
Я тоже подошёл и погладил пса по спине. Шерсть была чистая, блестящая. Хозяин много времени тратил на уход за своим питомцем. Хвост забил по моим бёдрам. Пёс повернулся в мою сторону и склонился носом к ботинкам. Он обнюхал грязь и поднял голову. В его умных глазах так и читалось: ай-ай-ай, ну, что за растяпа!
Мы стояли у одного из самых высоких и самых широких домов. Здесь чётко выделялось "ядро" -- сруб, за которым громоздились пристройки и надстройки. Над этим домом возвышалась башня. От неё был перекинут мост до такой же башни такого же большого дома на противоположной стороне улицы. Это был центр кхандского поселения. Цитадель.
Входа в цитадель не было видно. Снова игра: найди калитку.
Но у нас был провожатый. Пёс подошёл к высокому забору-стене, встал на дыбы и передними лапами навалился на доски. Когда под его напором калитка открылась, он исчез внутри. Мы пошли вслед за ним и оказались в коридоре. Перед нами была лестница. Мы поднялись по ступеням, прошли площадку, снова поднялись по ступеням. Весь путь мы проделали в полутьме.
Наконец через открытую дверь мы вошли в просторную комнату. Кажется, это было "ядро" дома. Все вещи -- стол, табуреты, сундуки, лавки, коробки, кубы и шары на полках -- были сделаны из дерева и украшены узорами. С потолка на нитках свисали деревянные птицы с узорчатыми крыльями и хвостами.
Здесь было светло. Вот только непонятно было, откуда струился свет. Как будто, кроме окон, были и ещё какие-то скрытые источники. Но не было видно ни лампочек, ни свечек.
Пахло
За столом сидел старый кханд. У его ног лежал чёрный пёс.
– - Здравствуйте, Семён Кириллович, -- сказал Карапчевский.
– - Здравствуйте, Александр Дмитриевич, -- сказал старик.
– - По делу или в гости?
Голос у него был глубокий, хрипловатый. Его причёсанные волосы и борода казались седыми, но они были серебристыми, словно кханды не седеют. Голубые глаза были огромные, ясные. Орехово-смуглое -- не от природы, а от солнца и ветра, -- лицо исполосовано морщинами, как у сказителя на рисунке Ин. П. Золотцова. Но одет он был не в тряпьё, а в чёрный костюм без галстука, чистый и выглаженный, немного старомодный.
– - По делу и в гости, -- сказал Карапчевский.
– - А это Иван -- мой новый ассистент.
Я тихо поздоровался.
– - Рад познакомиться, -- сказал старик.
– - Мы раньше не встречались?
– - Нет, -- сказал я.
Старик пристально посмотрел мне в лицо. Я не мог выдержать его взгляда. Голубые глаза жгли огнём.
– - Проходите за стол, -- сказал старик.
Карапчевский быстро разделся, разулся и прошёл к рукомойнику у двери. Мне было стыдно, что я впёрся в своих грязных ботинках в такую чистую комнату. Когда я их снял, то мне стало стыдно за носки.
Старик встал. Он был выше Карапчевского и даже выше меня. Он вставал и ходил не как старик, а как молодой человек. Он не кряхтел, не держался за поясницу, у него была прямая широкая спина и крепкие ноги. Он был похож на своего пса -- такой же большой и сильный.
– - И носки снимайте, -- сказал он.
Я посмотрел на Карапчевского, он кивнул. Гуров легко наклонился, без смущения взял ботинки с вложенными в них носками и пронёс их через всю комнату к другой двери. Он выставил ботинки за дверь, туда же прошёл пёс, и Гуров закрыл за ним дверь.
– - Успеют высохнуть, -- сказал он.
– - А вы, Иван, умывайтесь.
Я сменил Карапчевского у рукомойника, тщательно вымыл руки под неожиданно тёплой водой и вытер их о свежее полотенце.
На столе стояли большой металлический чайник, маленький заварочный чайник, чашки, блюда со сладостями. Гуров налил всем чай. Чай по-кхандски -- чёрный, крепкий, с травами.
– - Семён Кириллович, -- сказал Карапчевский, -- вы знали, что Первая гимназия опять стала раздельной?
– - Знал, -- сказал Гуров.
– - Никто из родителей даже не возражал. А это была последняя совместная гимназия в городе. Теперь осталась только гимназия на Островах. Она формально совместная, но туда ходят только кханды.
– - Больше туда никто не ходит.
Карапчевский ошеломлённо смотрел на Гурова.
– - Как никто не ходит?
– - спросил он.
– - Её тоже закрыли? А мне опять не сообщили.
– - Пока не закрыли, -- сказал Гуров.
– - Туда никто не ходит.
– - Почему?
– - Нам это не нужно. Кхандам не нужны гимназии. Кхандам не нужны институты. Я вам говорил об этом десять лет назад. Для дворника или строителя не нужно образование. Гимназия на Островах не нужна. Учителя уже знают. В понедельник они не придут.