Последний интегратор
Шрифт:
На ней было написано "Эксп. Ин. П. Золотцова". Тут были фотокопии рукописей. У Ин. П. Золотцова был очень чёткий почерк. Писал он, как все автономисты, без греческих букв.
Вошёл Никита Максимович. Я сразу указал ему на бумагу, которую принёс незнакомец. Никита Максимович прочитал бумагу и сказал:
– - Саша очень огорчится.
Я не стал спрашивать. Всё было ясно.
– - Простите, что задержался, Ваня, -- другим голосом сказал Никита Максимович.
– - Зато всё успел.
Он достал из портфеля красную корочку и вручил её
Наконец я официальный сотрудник Инткома! Хотя...
Я спросил, почему на корочке написано "подкомитет", а не "комитет". Никита Максимович объяснил, что комитет как таковой находится в Константинополе. У нас же -- только подкомитет по подготовке интеграционной реформы. Карапчевский -- председатель и комитета, и подкомитета. В Константинополе же никого не осталось. Сотрудники разошлись, помещение отдали какому-то министерству. Пока формально существуют отделения комитета в Новоергинске, в Юрске, в других городах. А фактически...
– - Зря я вам всё это рассказал, Ваня, -- сказал Никита Максимович.
– - Как бы вы не разочаровались в нашем деле.
Мне стало жаль этого доброго, честного, сильного, но беспомощного Бульдога. Я хотел его убедить, что я никогда не разочаруюсь в интеграции, никогда не предам Карапчевского. Но я не мог подобрать нужных слов. Получилась бы ещё одна провальная речь.
– - Вы, кажется, нашли, чем себя занять, -- сказал Никита Максимович.
– - Да, не мог оторваться от бумаг, -- сказал я, довольный переменой темы.
– - Никита Максимович, а где первая папка "Острова"?
Никита Максимович огляделся, как будто она должна была лежать где-то рядом.
– - Ничего мы с вами не найдём, -- сказал он.
– - Может быть, она в том кабинете, может быть, дома у Саши или даже у меня. Может быть, пропала после переезда. Нас ведь затопило, вот нас сюда и отселили. А бумаги мы раскидали по разным углам. Не хватает ни сил, ни времени хотя бы расставить всё в алфавитном порядке. Вы бы навели здесь порядок, не зря вы у Жебелева учитесь.
– - Я постараюсь, -- сказал я неуверенно, а сам подумал: сколько же времени уйдёт на разбор этой кучи-малы?
Никита Максимович добродушно улыбнулся.
– - Ваня, сделайте, что сможете. Никто вам сроки не ставит, и никто за плохую работу вас винить не будет.
Я чувствовал в кармане жар красной корочки. Она всё-таки кое к чему обязывала.
* * *
Всю неделю я приходил в Интком и копался в документах. Никита Максимович мне помогал, но у него были свои дела. Он часто уходил, оставляя меня одного. Для начала я хотел, как просил Никита Максимович, хотя бы расставить все папки по алфавиту. Но даже эта задача оказалась невыполнимой. У многих папок не было названия, а лежали в них совершенно разнородные документы.
Так что большую часть времени я проводил за чтением и разглядыванием бумаг. Меня заинтересовала потёртая папка, на которой от руки было написано: "История ИК". В ней лежали вырезки из столичных и местных газет. Самые новые -- пятилетней давности. На фотографиях я узнавал знакомые мне лица.
Карапчевский -- ещё без бороды -- и Жебелев на митинге в Константинополе. Держат большой транспарант: "Долой войну! Да здравствует мир!"
Карапчевский -- уже с бородой -- выступает на митинге. "Молодой оппозиционный политик потребовал свободы и интеграции".
Карапчевский с будущим первым консулом на очередном митинге. "Вожди двух крупнейших оппозиционных движений объединились".
Карапчевский как глава Интеграционного комитета в кабинете первых демократически избранных консулов. "В качестве площадки для интеграционного эксперимента выбран Туганск -- родной город Карапчевского. "Дома и стены помогают", -- в свойственной ему манере пошутил господин первый консул".
Карапчевский уже в Туганске -- с бородатым Жебелевым и усатым Никитой Максимовичем. "Интеграция пришла в Туганск".
Интеграционный комитет в годы расцвета. На фотографии поместилось -- я посчитал -- пятьдесят три человека. Среди них префект и невменяемый Игнат. Оба с бородами. Тогда они ещё не были дифферами. Дианы не было. Она по возрасту не могла там быть.
Карапчевский перед рестораном -- разбивает вывеску "Кхандам и собакам вход запрещён"... Карапчевский и группа кхандов возле нового дома в микрорайонах... Карапчевский и кхандско-авзанский совместный класс в Первой гимназии...
Я жалел, что тогда я был такой маленький и не мог ему помочь!
Затем я вернулся к папке "Эксп. Ин. П. Золотцова". Ин. П. Золотцов в начале века совершил экспедицию в северную часть Пермских гор, в отдалённые поселения кхандов. Он собрал около тридцати кхандских сказок. Это были странные сказки без морали.
Герой встречает на дороге одноногого, и одноногий отрезает у героя обе ноги. Герой говорит, что покажет жителям деревни, где растут сладкие ягоды, заводит их в болото, и они все тонут. Герой просыпается, и у него нет глаз, а они в похлёбке соседа, и сосед их съедает. Герой теряется в лесу, а когда возвращается в деревню, то родственники разрывают его на части и поливают его кровью огород.
Была одна эротическая сказка. В ней всем мужским персонажам отрывали тот орган, который обозначался исключительно точками. В этой сказке было больше точек, чем слов.
Ин. П. Золотцов был отличным рисовальщиком. Он зарисовал сказителя. С акварельного рисунка -- точнее, с чёрно-белой копии -- смотрел очень старый и очень худой кханд. Он был бос, его тело было замотано в рваные тряпки. Седые волосы клочьями свисали до самого живота, а борода и того ниже. Морщины на лице были глубокие, как борозды.