Последний интегратор
Шрифт:
С противоположного берега был виден самый край набережной. Здесь должен был начаться ремонт, и поэтому здесь никто не гулял. Карапчевский опустил руки со сложенными куполом пальцами на бёдра и молчал. На середине реки он прервал молчание.
– - Будет вам мост!
– - сказал он.
– - Будет. И в гимназию всех верну. Все, и вы, -- он ткнул в гребца, -- и вы, -- ткнул в сторону города, -- все будете жить вместе. И учиться вместе, и работать вместе, и жить вместе.
Углы его губ сильно загибались вниз. Михаил грёб, опустив глаза.
Мы
Карапчевский тяжело опустился на скамейку и потёр виски. В воздухе потеплело, осенний запах сырости исчез.
– - Ну, что, Иван, сегодня вы смотрели и наблюдали, -- сказал Карапчевский.
– - Что думаете?
Я чесал шею и думал, что Гуров -- тоже дифференциатор. Только он дифференциатор со стороны кхандов. Но в отличие от авзанов Гуров имел право быть дифференциатором. Так я думал, а вслух только сказал:
– - После многих веков угнетения кханды имеют право не верить нам, ненавидеть нас.
Ещё я думал: они имеют право ненавидеть меня.
На кхандском берегу в паре сотен метров от деревянный дороги посреди кустов можно было разглядеть остатки кирпичного сооружения. Просто груда развалившихся кирпичей. Это же опора моста, который взорвали при военном режиме!
– - А что у вас за безделушка?
– - спросил Карапчевский.
– - Та, которую Гуров похвалил. Не покажете?
Я с неохотой достал ялк и дал его Карапчевскому. Карапчевский взял его всей ладонью. Я ждал, не изменится ли ялк от прикосновения Карапчевского. Никаких изменений не было.
– - Тяжёленькая, -- сказал Карапчевский.
Ялк и правда заставлял его напрячься.
– - Да, тяжёленькая, -- повторил Карапчевский.
– - Как и все кхандские игрушки. Гуров сам такие строгает. Мы пытались открыть магазин кхандских промыслов, но волокита... всегда волокита.
Он передал мне ялк и спросил:
– - Откуда у вас эта штука?
– - Подарок, -- сказал я.
Глава V. Пять лет назад, август
Август -- хороший месяц. Ещё тридцать дней каникул впереди. И ехать в Лесной лагерь в августе не хуже, чем в июне.
К тому же это был не курорт для малышей, где двухэтажные корпуса, кровати, душ, столовая, радио и прочие удобства. Это был настоящий Лесной лагерь для старших классов. Палатки в лесу, костёр, а удобства... Можно обойтись и без удобств.
Отец достал рюкзак из багажника такси.
– - Что ты ему туда положила?
– - спросил он у мамы.
– - Завтраки, обеды и ужины на весь месяц?
– - Можно было доехать до лагеря на такси, -- не отвечая на вопрос отца, сказала мама.
– - Это удобнее, чем на автобусе.
– - На автобусе гораздо удобнее, -- сказал отец и подмигнул Ване.
Ваня тоже подмигнул. Отец иногда понимал гимназические премудрости лучше мамы. Конечно, на такси удобнее. Но на автобусе ты едешь со всеми вместе. А в лагере один не проживёшь.
– - Я побегу, -- сказал Ваня, вешая рюкзак на плечо.
– - Уже и побежал, -- сказала мама.
– - А попрощаться?
– - Да я побегу, -- сказал Ваня.
Он торопился. Вдруг кому-то покажется подозрительным, что он так долго прощается с родителями? Уж не малыш ли он?
– - Беги, беги, -- сказал отец.
– - Не давай себя в обиду.
– - Я узнала, что в этой смене есть один мальчик из вашего класса, -- сказала мама.
– - Как же его? Жора?.. Если что, поможете друг другу. Всё-таки одноклассники.
Отец по лицу Вани понял, что Ваня будет вовсе не рад такой помощи. Мама ничего не поняла. Она погладила Ваню по волосам, по плечу, по рюкзаку и сказала:
– - Ну, беги. Счастливого пути!
Ваня побежал к ребятам, которые толкались у автобуса в ожидании отъезда. Все были одеты в шорты, рубашки с короткими рукавами или футболки, кепки. Все несли такие же, как у Вани, огромные рюкзаки. Отдельно от остальных стояли те, кого до самого отъезда провожали родители или даже -- вот смехота!
– - бабушки.
Первое, что расслышал Ваня в ребячьем гомоне, -- голос его одноклассника. Неужели это его голос? Жора, как его назвала мама. Или Гоша, как звали его в классе. Или Георгий Георгиевич, как звал он сам себя и требовал того же от своих дружков.
Жора, Гоша... Какая разница, какое у него имя!
– - Поганка!
– - раздался над площадью Гошин голос.
Десять мальчишек сгрудились возле автобуса. Они прижали кого-то к автобусу и не выпускали. Стоявшие вокруг них вытягивали шеи и хихикали.
– - Что там?
– - спросил Ваня.
– - Поганка какая-то, -- ответил сосед.
– - Ща ему покажут, как лезть в наш автобус.
Ваня удивлённо посмотрел на соседа и продвинулся вперёд. Гоша занимался любимым делом: издевался над одиночкой.
Этот одиночка тоже был семиклассником, тоже носил шорты и рубашку. Но всё-таки он сильно отличался от остальных. Бледная кожа, а у всех авзанов -- смуглая. Светлые, светло-серые волосы, а у всех авзанов -- тёмные, чёрные, русые. Усики над губой, а все авзаны бреются, и особенно старательно бреются гимназисты, у которых усы и борода только начинают расти. Но больше всего Ваню поразил цвет глаз. Глаза были голубые. Ваня первый раз в жизни видел голубые глаза.
Кханд! Он видел кхандов только на журнальных фотографиях. Радио говорило, что кханды будут учиться в гимназиях с авзанами. Но в гимназии Вани не было кхандов. Во дворе тоже не было. А у них в лагере будет кханд.
Перед кхандом стоял Гоша. Он был охвачен жестоким весельем.
– - Ты зачем сюда припёрся, а?
– - спросил он и несильно толкнул кханда ладонью в грудь.
Кханд не шелохнулся. Он смотрел исподлобья, причём не прямо на Гошу, а как бы мимо него, сквозь него.
– - Молчишь, молчун!
– - сказал Гоша.