Последний интегратор
Шрифт:
Я, попросив разрешения, копался в книжных полках. Чего тут только не было. Кроме первого издания "Академики", ещё десятки старых книг -- собрания сочинений классиков, исторические труды, мемуары, статистика, альбомы по изобразительному искусству. Были и более новые издания. За подборками толстых журналов пряталась папка "О-ва (I)". Вот она где лежит! Надо будет запомнить.
На соседней полке стояли совсем новые книги. Среди прочих романов -- последний роман интересного писателя. Тот самый исторический детектив. Я оглянулся на
Я отошёл от полок и стал смотреть картины. Два портрета Карапчевского -- совсем молодого и теперешнего, без бороды и с бородой. Портреты Жебелева, Никиты Максимовича, каких-то неизвестных мне людей. Портрет маленькой девочки с тёмно-каштановыми волосами и круглым лицом, которая прижимает к себе книгу. Небоскрёбы, в которых отражаются облака. Знакомый двор с сиренями и черёмухами. Слияние Туганки и Ерги, а вдали -- дымка Островов.
На всех картинах была одна подпись -- "Карапч...". Неужели Александр Дмитриевич? Или Никита Максимович? Никогда не слышал, что они занимались живописью. Это не Лиза -- на детские рисунки не похоже. Я посмотрел на подпись внимательнее: "Карапч...я". Ну, конечно, это Евгения! Все в этом семействе талантливы, и каждый талантлив по-своему. Разве не счастье, что меня сюда приняли?
Мой взгляд упал на лежавшую на телефонном столике газету "Хронос". На первой полосе подробно писали о выступлении первого консула.
"Господин первый консул подчеркнул, что наши корни не только в Риме и Греции, но и в Египте: "Римляне учились у греков, а греки -- у египтян. Я не призываю отказываться от римского права и греческой философии. Я призываю вернуться и к египетской мудрости. Всеохватной, универсальной мудрости". Последние слова были встречены бурными аплодисментами".
* * *
Прозвенел дверной звонок. Карапчевский со словами: "Вот и Никмак", -- пошёл открывать. Послышался голос Никиты Максимовича. Все поднялись, чтобы приветствовать Бульдога. Лиза скривила недовольное лицо, поджала под себя вторую ногу, и снова уткнулась в мнемоник.
Никита Максимович тоже приготовил для Евгении тюльпаны, а для Карапчевского -- сверкающую двухпудовую гирю. Гирю, пыхтя и кряхтя, внёс грузчик в фартуке, который тут же удалился.
– - Никита, ты с ума сошёл!
– - сказала Евгения.
– - Саша от тебя скрывает, но врачи ему посоветовали больше физических упражнений, -- сказал Никита Максимович.
– - Сидячий образ жизни приводит к известным последствиям.
– - Он погладил свой живот.
– - Да я же её не подниму, -- сказал Карапчевский.
– - А ты постепенно.
Никита Максимович опять открыл дверь. Вошёл тот же грузчик с напарником. Первый нёс гирю пудовую и гирю в полпуда. Второй нёс гирю в четверть пуда и совсем крохотную, для детской
– - Начни с вот этой.
– - Никита Максимович передал Карапчевскому гирю-крошку.
– - Это тебе такие подарки нужно дарить, -- сказал Жебелев.
Никита Максимович вместо ответа взялся за пудовую гирю... Евгения опять ойкнула. Никита Максимович передумал и взялся за двухпудовку. Все разошлись, как будто он собрался метать этот ужасный снаряд. Никита Максимович напрягся, рванул гирю до груди, начал толкать руку вверх, почти разогнул руку... Но в самом конце не смог преодолеть страшную дрожь и сдался.
Мы вернулись в гостиную. Лиза не обратила на нас внимания.
– - Для нового поколения, -- сказал Никита Максимович и положил на стол "Чёрную землю фараонов" в новом издании.
– - Лиза, это для тебя, -- сказал Карапчевский.
– - Спасибо, -- буркнула Лиза, не поворачивая головы.
– - Избаловали, -- сказала Евгения.
– - Никита, ты посмотри, что Серёжа подарил нашей Лизе. Теперь наша принцесса не хочет видеть никаких книг.
Никита Максимович пригляделся к игрушке.
– - Женя, это чрезвычайно полезная вещь для учёбы, -- сказал он.
– - Сговорились, -- сказала Евгения.
– - Трое против одного. Против одной.
– - Саша, на два слова.
– - Никита Максимович потянул Карапчевского, а заодно меня в коридор.
Евгения посмотрела нам вслед, но ничего не сказала.
В самом конце коридора Никита Максимович шёпотом сказал, что Виталия Петровича уволили с поста директора Первой образцовой гимназии, а директором стал один из учителей -- почти неприкрытый дифференциатор. О возвращении совместного обучения не может быть речи.
– - Я не хотел портить праздник, но ты должен был знать.
– - Конечно, должен, -- сказал Карапчевский.
– - Наверное, следует позвонить Виталию Петровичу?
– - Я звонил. Отвечают, что он простудился и слишком слаб, чтобы говорить.
– - Какие же они подонки! Когда он хотел сам уйти, его не отпустили. Теперь выгоняют.
Мне было жаль знаменитого директора. Один из немногих сторонников интеграции среди начальства. Мы вернулись в гостиную с печальными лицами.
– - Дела?
– - спросила Евгения.
– - Дела, -- сказал Карапчевский.
– - Инткомовские мелочи.
Никита Максимович быстро переменил выражение лица и сказал:
– - Прошу внимания!
С видом фокусника, который достаёт из кармана голубя, он достал какую-то бумагу. Это была поздравительная телеграмма от первого помощника первого консула, которая пришла на адрес Инткома. Никита Максимович её немедленно зачитал. Он был из тех людей, которые сначала сообщают плохую новость, а потом -- хорошую.
– - От первого помощника второго заместителя третьего письмоводителя, -- ухмыльнулся Карапчевский.
– - Раньше он сам мне звонил.