Последний кольценосец
Шрифт:
Выполнив таким образом пункт о «разговоре», Тангорн царственным жестом швырнул на стойку золотую вендотенийскую ньянму:
– Текилы, хозяин, – но только самой лучшей!
Вислоусый, чем-то смахивающий на тюленя кабатчик хмыкнул:
– А она, парень, у нас одна: она же и лучшая – она же и худшая. Будешь?
– Хрена ли с вами поделаешь… Тогда уж, одно к одному, построгай-ка лимончика на закусь.
А когда он устроился со своею текилой за левым угловым столом, то уловил краем глаза некое движение в зале и как-то разом, не успев даже просчитать расклад, понял: все, провал. Они были здесь раньше него (голову наотруб!) – значит, это не он приволок их на хвосте; засвечена сама явка, здесь ждали мордорского связного – и дождались-таки… Вот ведь сгорел – глупее не придумаешь… Четверка поморников разделилась – двое заняли позицию по бокам входной двери, а двое уже направлялись к нему, развинченно-плавною походкой огибая столы и не вынимая правой руки
– Идиоты!.. Такую операцию изгадить… – После чего вздохнул и устало посоветовал правому: – Закрой пасть, придурок, – назгул залетит.
– Сейчас пойдешь с нами, и без глупостей, – сообщил тот, но в голосе его отчетливо прозвучала нотка неуверенности: чеканный минас-тиритский говор был вовсе не тем, что они ожидали услыхать из уст захваченного «орка».
– Ясное дело, с вами – куда ж еще. Ставить скипидарную клизму раздолбаям, что лезут куда ни попадя, не ставя в известность Центр… Но с вашего разрешения, – с издевательской вежливостью продолжил барон, – я все-таки допью: за свой несостоявшийся капитанский жетон… Да не торчите вы надо мною, как Белые Башни, – куда я денусь! Оружия не ношу – можете меня обхлопать.
Правый из «поморников», чувствуется по всему, готов уже был брать под козырек. На левого, однако, все это не произвело впечатления; а может, и произвело – просто он лучше знал инструкции. Присел за столик барона напротив хозяина и сделал знак товарищу занять позицию у того за спиной.
– Руки держи на столе – иначе сам понимаешь. – С этими словами он и вправду нацедил Тангорну стаканчик текилы и пояснил: – Я тебя сам обслужу. Для верности.
– Прелестно, – ухмыльнулся барон (в действительности – решительно ничего прелестного: один напротив, фиксирует лицо и глаза, второй, невидимый за спиною, готов чуть что шандарахнуть по затылку, – расстановочка хуже некуда). – А палец ты мне тоже сам полижешь?
А когда глаза у того полыхнули злобой («Поговори, поговори у меня…»), примирительно рассмеялся – будто бы только сейчас сообразил:
– Извиняй, парень, я ничего обидного в виду не имел. До меня не сразу дошло: ты ведь, похоже, в этом городе без году неделя и даже не знаешь, как пьют текилу. Вы небось все думаете – а, самогон, дрянь! – так вот, ничего подобного. То есть конечно, ежели ее стаканами и без закуси, это и впрямь несъедобно; а на самом деле – замечательная штуковина, только пить ее надо умеючи. Тут главное что? – Тангорн расслабленно откинулся на спинку и мечтательно полуприкрыл глаза. – Главное – переслоить ее вкус солью и кислотой. Вот гляди: наносишь на ноготь большого пальца щепотку соли – чтоб она не ссыпалась, место это надо лизнуть, – с этими словами он потянулся к стоявшему посреди стола блюдечку с солью и перцем; «поморник» при этом его движении весь подобрался и опять сунул руку за пазуху, но орать «Руки на место!» не стал – похоже, натурально мотал на ус, – теперь касаешься соли самым-самым кончиком языка, и – оп-паньки! – Черт, черт, черт – что ж за гадостью поят в этом «Морском коньке»! – А теперь лимончиком ее, лимончиком! А-атлично…
– А вот еще хороший способ… Наливай-ка по второй, раз уж ты у меня сегодня заместо официанта!.. Это будет уже не с солью, а с перчиком. – Он вновь потянулся было к солонке, но замер на полпути и раздраженно обернулся ко второму «поморнику»: – Слышь, друг, сдал бы ты чуток назад, а? Терпеть не могу, когда дышат в ухо чесноком!
– Стою согласно инструкции, – сердито отвечал тот. «Дурашка, – отчего-то подумалось барону, – «согласно инструкции» тебе прежде всего нельзя вступать со мною в разговоры… «Г» у парня мягкое, фрикативное – уроженец Лебеннина… Впрочем, это абсолютно не важно, а важно то, что стоит он не строго позади меня, а на шаг левее, и росту в нем – шесть футов без пары дюймов… Все? Да, все: голова то, что от нее требовалось, сделала – очередь за Удачей…» Секундою спустя Тангорн, все так же небрежно развалясь на стуле, дотянулся пальцами левой руки до блюдечка с красным молотым перцем и, не глядя, легким небрежным движением перебросил его за плечо – точнехонько в лицо лебеннинцу, а одновременно прямо под столом резким тычком всадил мысок башмака в костяшку голени своего визави.
Известный факт: при неожиданности человек всегда делает вдох – так что теперь «поперченный» выбыл из строя на все обозримое будущее; тот, что напротив, придушенно вякнул: «Уй, с-с-сука!» и, скрючившись от боли, рухнул под стол – но, похоже, ненадолго: устроить ему перелом не вышло. От дверей уже мчались, опрокидывая стулья, двое остальных – один с умбарским кинжалом, второй с кистенем, а Тангорн только еще лез за пазуху к корчащемуся на полу лебеннинцу, как-то отстраненно думая про себя: если у него там какая-нибудь ерунда вроде кастета или выкидухи – конец… Но нет – хвала Тулкасу! – это был большой умбарский кинжал из тех, что носят на поясе горцы Полуострова: полуярдовый, плавно сходящийся на конус клинок, которым можно наносить не только колющие, но и рубящие удары; не бог весть что, но все-таки оружие воина, а не вора.
Однако когда он сошелся с парочкой из дверей, то быстро уразумел – прорваться малой кровью не выйдет: парни не робкого десятка, а оружием (по крайней мере коротким) владеют немногим хуже него. И когда левая рука его обвисла от удара кистенем (даром что вскользь), а с тылу нарисовался третий – хромающий, но вполне боеспособный, – барон смекнул: дело дрянь. Совсем. И принялся драться всерьез, без дураков.
…Угрюмый гондольер, получивший серебряную «кастамирку», причалил к полуразвалившейся грузовой пристани и появился несколькими минутами спустя с новым платьем для пассажира – настоящие лохмотья, если сравнивать с шикарным попугайным нарядом «фартового парня», но зато без следов крови, Тангорн, переодевшись прямо на ходу – чтобы не терять времени, сунул за пазуху трофейный кинжал и серебряный жетон, снятый с шеи одного из «поморников». «Каранир, сержант тайной стражи Его Величества Элессара Эльфинита»; сержанту жетон был уже ни к чему… «Третий меч Гондора» ушел, оставив после себя убитого и двоих раненых; впрочем, о раненых, надо полагать, уже «позаботились» в лучшем виде – тайную полицию в «Морском коньке» жаловали не больше, чем в любом портовом притоне любого из Миров…
Сам он отделался двумя ранениями – оба пустяковые, считай, царапины; с онемевшей от удара рукой дело обстояло хуже, но это было наименее серьезным из того, что сейчас заботило барона. В конце концов, у него есть на такой случай кой-какие снадобья из Халаддиновой аптечки. Итак… Четверка «поморников» канула с концами: хватятся их не раньше, чем часа через два-три, но этот люфт по времени – единственный, похоже, плюс, который наличествует в его раскладе. Вскоре за ним начнет охоту вся гондорская резидентура и, что гораздо серьезнее, местные полицейские. Они чудовищно коррумпированны, но дело свое знают – будьте-нате; то, что в «Морском коньке» отметился старый их знакомец барон Тангорн, они установят через своих осведомителей не позднее, чем через пару часов, сразу же блокируют порт, а ближе к вечеру начнут методично прочесывать город. На сленге разведчиков его положение называется «прокаженный с колокольчиком»: он не вправе ни обратиться за помощью к людям из своей старой законсервированной сети (его довоенные материалы по ней вполне могли оказаться в руках минас-тиритского Центра), ни отдаться под защиту умбарской секретной службы (те могут его прикрыть, лишь если он признает себя «человеком Фарамира» – что для него категорически невозможно). Самое же печальное – он безвозвратно потерял связь с мордорской резидентурой, теми единственными, кто мог ему помочь выйти на Эландара… Короче, он провалил задание, а сам теперь помечен для смерти; то, что в происшедшем нет его личной вины, не имеет значения – миссии Халаддина суждено остаться невыполненной.
Итак, у него больше нет ни единого агента, ни единой связи, ни единой явки; а что же у него есть? У него есть деньги – много денег, больше четырехсот дунганов в шести тайниках, – да еще надежно припрятанная мифриловая кольчуга (Халаддин дал ее ему для продажи – на тот крайний случай, если не удастся найти золото Шарья-Раны): есть пара резервных норок, из его «домашних заготовок» – их раскопают максимум через пару дней, – и есть кое-какие старые (не факт, что работающие) связи в криминальном мире. И это, пожалуй, все… Нет даже Снотворного – меч так и остался в доме у Элвис, а о возвращении на Яшмовую улицу (равно как в «Счастливый якорь») теперь нечего и думать.
А когда гондольер высадил его поблизости от портовых пакгаузов, ему уже было ясно: единственно разумная тактика при таком сверхпоганом раскладе – блефовать напропалую. Не забиваться в тараканью щель, а напасть на них самому.
ГЛАВА 42
Умбар, Приморская, 12.
4 июня 3019 года
Мангуст неспешною походкой шел по коридорам посольства. Чем тяжелее и опаснее ситуация, тем более нетороплив, обстоятелен и вежлив (по крайней мере на людях) обязан быть командир; так что, судя по безмятежной улыбке, намертво приклеенной к Мангустову лицу, дела были хуже некуда.