Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
— Ты пошла бы в Гатван?
— Я? Да!..
— И согласилась бы на требования дворян?
— Не спрашивай меня, я — женщина; обратись к своим советникам. Спроси Чалкана.
— Врага воеводы и дворян? — с изумлением спросил король.
— Да, — ответила Ирма. — Теперь ты, я думаю, видишь, насколько я сочувствую воеводе, — добавила она, весело рассмеявшись.
После этого, под предлогом распоряжения об обеде, она оставила короля и пошла в комнату, где находился Цетрик. Шталмейстер при виде её встал и поклонился.
—
Цетрик смутился, покраснел и не знал, что ответить, так как не ожидал подобного вопроса.
— Я уверена, — продолжала Ирма, — вы любите её, и она отвечает на ваши чувства. Нам некогда терять время на разговоры. Согласны ли вы во всём без рассуждений подчиниться мне? Тогда Эрзабет будет вашей.
— Нет, — решительно ответил Цетрик.
Ирма встала, чтобы уйти.
— Ещё одно слово, — воскликнул Цетрик.
— К чему? — холодно проговорила она. — Мы сговорились. Вы очень смелы и ведёте смелую игру.
— Она ничтожна по сравнению с той, которую вы ведёте с королём, — ответил молодой человек. — Только вы играете фальшивыми картами, так что берегитесь, чтобы не попасться.
Ирма быстро подошла к Цетрику; она задыхалась от гнева, её глаза метали молнии. Бросив на него угрожающий взгляд, она быстро вышла из комнаты.
В тот же вечер Людовик приказал позвать к себе архиепископа.
Чалкан явился, скромно потупив взор.
— Садись! — сказал ему король. — Ты, вероятно, удивлён, — с деловым видом продолжал он, — что я позвал тебя так поздно вечером, но тебе известно, что я ставлю благо своей страны превыше всего.
Чалкан одобрительно улыбнулся.
— Мы издали постановление, запрещающее дворянству принимать участие в собрании в Гатване, но мне кажется, что это не удержит дворян. Что мы будем тогда делать?
— Не знаю, — ответил Чалкан.
— А я знаю, — с торжеством заявил Людовик, — я сам отправлюсь в Гатван.
— В Гатван? — с изумлением воскликнул Чалкан.
— Да, — сказал король, — я неожиданно появлюсь среди дворян и заключу с ними мир. Я сделаю некоторые уступки, они тоже. Рука об руку с дворянством я совершенно уничтожу Заполию, уверяю тебя.
— Если я должен высказать своё мнение относительно этого, то позволю себе сказать, что нахожу замысел рискованным.
— Рискованным? — со смехом воскликнул король. — А я тебе говорю, что для Заполии будет тогда рискованным появиться в Гатване и что он боится этого пуще всего.
С этими словами король вынул из кармана письма, переданные ему Ирмой, и протянул их Чалкану.
Тот надел очки, тщательно рассмотрел каждое из писем на свет, посмотрел на печать и почерк и глубокомысленно проговорил:
— Это — письма воеводы, это его почерк, печать и водяные знаки на бумаге.
— Читай!
Чалкан
— Я не стану допытываться, каким образом эти письма попали в твои руки. Это чрезвычайно важные документы. Теперь я согласен с тем, что лучше всего тебе отправиться в Гатван. Да будет над тобой благословение Божие и да пошлёт Он Венгрии наконец лучшую судьбу!
— Я решил, — сказал король. — Но ты знаешь честолюбие моей супруги. Я не могу задевать его; если нам не удастся склонить её на нашу сторону, то мы будем в весьма скверном положении.
— Покажи ей эти письма, сын мой, — кротко произнёс архиепископ, — и она убедится. Если же эти важные документы паче чаяния не произведут на неё должного впечатления, то ты сможешь обойтись и без неё.
Король отпустил архиепископа, и тот, смиренно кланяясь, вышел из его комнаты.
Когда в Офене снова воцарилось спокойствие и народ приступил к своим обычным занятиям, Гавриил Перен занялся министром финансов, отправил необходимое бельё и платье в охотничий замок и наконец отправился туда сам.
Был уже вечер, когда он приехал; Иола выбежала ему навстречу и повела к отцу. Черенцес страшно изменился и постарел и представлял собой лишь неприглядные остатки прежнего Эмериха Черенцеса.
— Я — старый, разорённый человек, — жалобно проговорил он, — что теперь будет с моей дорогой Иолой?
— Успокойтесь, — перебил его Перен, — ваши дела вовсе не так плохи; правда, у вас похитили шестьдесят тысяч дукатов, многое попорчено и уничтожено, но ваши сокровища и деньги, хранившиеся в погребах, остались нетронутыми...
— Нетронуты! — воскликнул Черенцес вне себя от радости и стал носиться по комнате как угорелый, смеясь и хлопая в ладоши.
Он и Иола довольно удобно устроились в домике; лесничий заботился о них, и им не приходилось встречаться с обитателями замка. Но вдруг вернулся домой из Офена Пётр Перен, а Ирме пришло в голову устроить охотничий замок для приёмов короля. Она тотчас же села на лошадь и совершенно неожиданно появилась у ворот уединённого замка.
Лесник выбежал ей навстречу, смущённый и весь дрожа от страха.
Ирма посмотрела на него, затем на домик и строго проговорила:
— В доме кто-то есть?
— Нет, нет... — пробормотал лесничий.
— Из трубы идёт дым. Кого ты там прячешь?
— Не знаю, — ответил лесничий, падая на колени.
— Встань и подержи мою лошадь! — воскликнула Ирма, спрыгивая на землю.
Люди Перена спали в одной из комнат первого этажа, Черенцес был наверху и считал золотые, которые ему удалось унести из дома. Иола сидела на коленях своего жениха и гладила его волосы. Ирма незаметно вошла в комнату и остановилась перед изумлённой парой.