Последний король венгров. В расцвете рыцарства. Спутанный моток
Шрифт:
Когда танец кончился, Мэри с разгорячённым лицом и сверкающими глазами упала на стул и воскликнула:
— Новый танец восхитителен, Джейн! Просто словно летишь по воздуху. Но что бы сказал король и особенно королева? Она упала бы в обморок от ужаса… Но это так прекрасно! — Затем принцесса прибавила в таком смущении, в каком я её ещё никогда не видывал: — То есть я хочу сказать, танец великолепен, если можно самой выбирать себе партнёра.
Эти слова только ухудшили положение вещей и дали Брендону основание спросить принцессу с почтительным поклоном:
— Значит,
— О да, смеете! Я без стеснения говорю, что танцевать с вами было восхитительно. Ну-с, довольны теперь вы, «сама скромность»? Джейн, просто нельзя даже знать, чего ещё мы можем дождаться здесь!
Принцесса сказала это крайне резко, так как Брендон держал себя непринуждённее и свободнее, чем Мэри привыкла видеть со стороны окружавших её.
— Ваше высочество изволили потребовать от нас, чтобы на этот вечер мы оставили всякие формальности и церемонии, — сказал Брендон. — Если я зашёл дальше, чем вам было бы желательно, то прошу извинить мой проступок желанием доставить вам удовольствие. Впредь же вы можете быть вполне гарантированы от малейшего оскорбления.
Этими словами Чарльз достаточно ясно выразил, насколько ему безразлично, нравится ли он или нет такому капризному созданию.
Мэри промолчала. Мы поговорили ещё некоторое время о том о сём, тогда как Мэри сидела с выражением надменного достоинства. Затем мы перешли к картам, и во время игры обычная весёлость принцессы снова взяла верх. Однако Брендон оставался непоколебимо холодным; он был чрезвычайно вежлив и почтителен с дамами, но радостное настроение, достигнутое вначале благодаря его непринуждённому веселью, теперь бесповоротно исчезло.
— Фу, как это скучно! — сказала Мэри через некоторое время. — Ваша игра несравненно менее интересна, чем новый танец. Сделайте что-нибудь, чтобы я посмеялась, мастер Брендон!
— Боюсь, что вам придётся позвать кого-нибудь другого, если вы хотите смеяться, — ответил Чарльз. — Я не могу понравиться вам во всём, а потому предпочитаю то, что кажется вам более по душе!
— Это звучит почти так, как будто вы хотите понравиться мне! — насмешливо сказала принцесса, сверкнув глазами; по-видимому, у неё на устах было ещё одно бестактное замечание, но она вовремя подавила желание высказать его и продолжала: — Королева вечно проповедует мне о необходимости поддерживать на высоте моё «королевское достоинство», как она выражается, и, быть может, она права. Но я откровенно скажу: королевское достоинство — отвратительнейшее наказание! Простите меня, и в будущем, когда мы опять, как сегодня, будем наедине, я прошу вас всех троих обращаться со мной как с равной. Вы ещё раз дали мне хороший урок, сэр, и с этой минуты вы — мой друг, если хотите и пока вы будете достойны…
Мэри протянула Брендону руку, и он, низко склонившись, долгим, сердечным поцелуем приник к её руке.
В те времена поцелуй руки был ещё внове в Англии и практиковался почти исключительно при официальных королевских приёмах. Принцесса была удивлена, но, восхитительно зарумянившись, не помешала Чарльзу удержать её руку дольше, чем это было необходимо.
После
— Если дамы разрешат, я поиграю, — сказал Чарльз, и, взяв лютню леди Джейн, принялся играть и напевать весёлые песенки, какие нечасто услышишь в Англии.
Затем он выразил желание поучить Джейн новому танцу; это сейчас же погрузило меня в ревнивое волнение, потому что я не хотел, чтобы он так танцевал с Джейн. Но, к моему величайшему облегчению, она ответила:
— Только не сегодня. Быть может, как-нибудь потом сэр Эдвин поучит меня, ведь это — его призвание!
Это было первым знаком благоволения, полученным мной от Джейн!
Затем принцесса и Джейн спели несколько песенок, я тоже дал себя послушать. Мы пели дуэтом, квартетом и соло, и все песенки были прелестны, так как выливались из сердца юности, благословенной небесами. Затем мы принялись болтать, и Мэри вместе с Джейн заставили Брендона рассказать о своих поездках и приключениях.
Хотя Чарльзу было всего двадцать пять лет, но он был чрезвычайно богат познаниями, приобретёнными при посещении университетов Барселоны, Саламанки и Парижа. Он говорил по-немецки, по-французски и по-испански, а также был знаком с литературой на этих языках.
О себе он рассказал, что ещё шестнадцати лет покинул родину в качестве дядиного оруженосца, чтобы сражаться во Франции. Позднее он попал на голландскую службу, затем — в плен к испанцам, к которым и поступил на службу, так как ему было решительно всё равно, где сражаться, лишь бы только иметь случай совершать подвиги да зарабатывать малую толику. Он рассказал, как попал в рабство к маврам в Гренаду, откуда спасся отчаянно смелым бегством. Свой длинный рассказ Чарльз закончил жалобой на то, что скучный мир удерживает его в замке.
Не обдумав своих слов, Мэри сказала:
— О, мастер Брендон, расскажите нам о своём поединке с Джадсоном!
Джейн сморщила лоб и посмотрела на принцессу, приложив палец к губам.
— Боюсь, что не буду в состоянии сделать это, ваше высочество, — ответил Брендон, после чего встал и, подойдя к окну и повернувшись к нам спиной, стал всматриваться в ночную тьму.
Принцесса поняла, что она наделала, и её глаза стали влажными. Через несколько минут томительного молчания она тихо подошла к окну и сказала, положив свою руку на руку Брендона:
— Сэр, простите меня, я должна была подумать… Но, верьте, я не хотела причинить вам боль!
— Ах, миледи, это просто необдуманное слово, которое не нуждается в прощении! Но вы даёте мне новое доказательство доброты своего сердца, и я благодарю вас от души. Мне нужно было только немного времени, чтобы отделаться от мыслей о том ужасном дне!
После обмена этими словами они вместе вернулись в комнату. Я стал рассказывать свои лучшие истории, чтобы развеселить Брендона. Но заинтересовать принцессу Мэри мне не удалось; она сидела в явном нетерпении, пока наконец не вскочила и, раскрасневшись, не попросила Брендона ещё раз станцевать.