Последний козырь
Шрифт:
Последним был возложен венок от начальника управления снабжения генерал-лейтенанта Вильчевского. Сделать это было поручено генералу Домосоенову и полковнику Наумову.
Возложив венок, Наумов отошел к группе офицеров, составивших «второй эшелон» свиты главнокомандующего, и стал наблюдать за продолжением церемониала. Готовилось установление иконы святого Николая-чудо-творца.
…Подойдя к памятнику адмиралу Нахимову, дьякон Савелий поставил киот у основания постамента и помог его преосвященству установить в него икону. Наблюдая за этой церемонией, Павел не заметил, как к нему подошел полковник Богнар.
– Не правда ли, господин полковник, великая ектенья возбуждает патриотические чувства?
Их взгляды встретились: напряженный, с прищуром – Ференца Богнара и открытый, спокойный – Павла Наумова.
– Видите ли, – ответил Наумов, – у меня великая ектенья возродила веру в то, что, как сказал главнокомандующий, «господь не допустит гибели правого дела».
– Вот именно, – согласился Богнар и тяжело вздохнул. – Не знаю почему, но меня не покидает чувство обеспокоенности. Все кажется, что сегодня может произойти что-то такое…
– Это естественное состояние человека, на котором лежит тяжкое бремя ответственности. Вам, должно быть, кажется, что может произойти диверсия?
– Нет, это исключено. Все подходы к бульвару перекрыты. В этих условиях диверсия – самоубийство.
Он повернулся в сторону и подал знак рукой. К нему тотчас подбежал человечек в сером клетчатом костюме и шляпе канотье.
– Вы внимательно осмотрели венки при их изготовлении и у памятника? – спросил Богнар.
– На ощупь-с, господин полковник, на ощупь-с, каждый листик со вниманием-с. Не извольте сомневаться, – угодливо просвиристел шпик и, вытащив из заднего кармана платок, вытер мгновенно вспотевшее кругленькое личико и туго закрученные усики.
– А икону?
– Внешне-с, господин полковник, только внешне-с.
Батюшка сами устанавливали и не дозволили. Не смей, говорят-с, греховодник этакий, к божественному лику притрагиваться. Я ему: «Это приказ лично их высокоблагородия полковника Богнара». А он: «Сгинь, еретик поганый, прокляну!»
– Идите на свое место! – раздраженно бросил Богнар.
Шпик юркнул в толпу. Богнар беспокойно посмотрел по сторонам, ища кого-то. Потом взял Наумова за локоть и доверительным тоном сказал:
– Послушайте, Павел Алексеевич, я не могу отойти от главкома, а этим идиотам доверять, как вы сами убедились, нельзя. «Батюшка не дозволили, прокляну, говорит-с», – передразнил Богнар своего шпика. – Не смогли бы вы подойти к иконе на поклон и заодно осмотреть ее. Вы знаете, у меня возникло подозрение.
Наумов удивленно посмотрел на контрразведчика.
– Господин полковник, но ведь перед священником встал выбор выполнить или ваш приказ, или требования церковного катехизиса. Он, наверно, предпочел последнее. Нельзя же в этом видеть предательство.
– Но и не видеть нельзя, – зло оборвал Богнар. – Мы уже изволили просмотреть, как революция взорвала Российскую империю. Могу я на вас рассчитывать или нет?
«Удивительно прямолинейный и наглый тип», – подумал Павел и, заставив себя улыбнуться, сдержанно-шутливо ответил:
– Вы меня убедили.
Осмотр киота – дело несложное. Но как трудно найти правильное решение. «Можно, конечно, обмануть внимание святых отцов, – думал Павел, – но не вызовет ли эта ловкость подозрения у Богнара? Лучше, пожалуй, сделать это неуклюже». Павел подошел к иконе, опустился на колено и быстро оглянулся: «Отец Макарий не проявляет ни удивления, ни возмущения. Да и дьякон не очень-то реагирует. Так только, косит глазом. Но почему тогда не дали проверить этому человечку в клетчатом костюмчике и шляпе канотье?»
Подал на себя киот. Снял крючки с петель, открыл дверцу и глянул за икону. То, что Павел увидел за ней, заставило его проявить большое усилие воли, чтобы сохранить спокойствие. В ящике были уложены пакеты взрывчатого вещества и вмонтирован часовой механизм, стрелки которого показывали «4:00». Он посмотрел на свои часы.
«Значит, сейчас должен произойти взрыв! Куда перевести стрелку? Если бы она не совместилась с роковой цифрой „4“, то было бы ясно, откуда она приближается». В груди похолодело, как у человека, который приставил к виску ствол нагана с последней пулей. Павел резко повернул головку влево. По телу с головы до пят хлынул поток мелких колючих льдинок. Мышцы напряглись. Он замер в ожидании взрыва… «Пронесло!» И сразу льдинки растаяли и потекли по груди и спине горячими струйками, расслабляя тело. Все это длилось мгновение. Павел быстро оторвал провод, соединяющий часовой механизм со взрывателем, и закрыл киот. Потом он тяжело поднялся, расправил плечи, грудь и медленно направился к Богнару.
Мысль его работала с предельным напряжением. «Киот нес дьякон. Он не мог не чувствовать его тяжести. Он знал, какой груз несет. Значит… мина – дело рук дьякона. Но ведь взрывом могло разнести в клочья его самого… Впрочем, к моменту взрыва дьякон мог отойти за памятник… Однако он не сделал этого!.. Почему?»
И вдруг в его сознании всплыли слова Домосоенова: «Эти контрразведчики в каждом прибывшем видят большевистского шпиона. А кого назначают в штабы, проверяют основательно. Изощряются, знаете ли, каждый на свой вкус».
«„Изощряются каждый на свой вкус…“ А что если все это инсценировано с целью проверки? Надо доложить все, как есть… Но, возможно, какая-то подпольная группа готовила покушение?.. Доложить – значит провалить ее».
Богнар возник перед ним неожиданно. Павел видел, что губы контрразведчика шевелились, но слова не достигали сознания Павла, будто вязли в невидимой пелене. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться.
– Что вы сказали? Ах да. В своих предположениях вы оказались правы, полковник Богнар. Прикажите сохранить икону как вещественное доказательство попытки покушения на жизнь главнокомандующего.
– Мина?
– Я обезвредил ее. Часовой механизм должен был сработать в шестнадцать часов.
– Благодарю вас. В интересах расследования прошу об этом пока никому не говорить.
– Не беспокойтесь.
– А вы начинаете нравиться мне, Павел Алексеевич. – Богнар показал свои крупные десны. – Если вам потребуется моя помощь или просто добрый совет, вы ведь человек новый, милости прошу в мою обитель. Мое управление располагается в здании бывшей гостиницы «Гранд-отель». Ну, а если у меня возникнет потребность обратиться к вам с просьбой – не обессудьте, когда я зайду в управление торговли.