Последний легион
Шрифт:
— Я прощаю сию баррако, — сказал Ньянгу, пытаясь подражать Гарвину Янсме в напыщенной манере говорить, — за то, что она пыталась меня съесть, ибо нахожу плоть этой стервы обалденным деликатесом.
Он поймал себя на том, что слегка пьян — до состояния веселой дурашливости, когда любая глупость может показаться превосходной идеей. Ньянгу взял с горячего камня, под которым горел огонь, еще один кусок жареной баррако и положил на большую пресную лепешку. Сверху он вылил полный черпак жгучего ярко-зеленого соуса, завернул лепешку и откусил
— Сколько еще таких штук ты собираешься съесть? — спросила Энджи, слишком старательно выговаривая слова, из чего можно было заключить, что она совершенно пьяна.
— Какая тебе разница? Не бойся, фигуру не испорчу, — ответил Ньянгу.
— Не хочу, чтобы ты пошел ко дну и не смог… еще кое о чем позаботиться.
— Когда наступает новый день, — сказал Ньянгу, — знай, в этот день небо упадет на землю.
— Ну, конечно, — выговорила Энджи, — только о себе и думаешь.
На циновках, разложенных вокруг аккуратного костра, лежали пятеро: Тон Майлот и его подружка Лупуль, Ньянгу, Энджи, свернувшись калачиком и положив голову на колени Ньянгу, и стройная, с пышной грудью, девушка лет шестнадцати по имени Дейра. У нее были темно-медные волосы, связанные сзади, ленивая улыбка и такие губы, что Ньянгу заставлял себя не думать о том, как он их целует. Длинный кусок ткани, обмотанный вокруг тела и закрепленный чуть выше грудей, служил ей единственной одеждой. Она как будто специально дразнила Иоситаро, позволяя ткани уж слишком откровенно сползти с бедра.
— Все мужчины такие, разве нет? — сказала Лупуль.
— Кроме меня, — ответил Тон Майлот. — Я — совершенство. — Он протяжно рыгнул. — Хочешь в этом убедиться?
— Сдается, сейчас подходящее для этого время, — сказала Лупуль, поднимаясь с циновки. Ее слегка качало. — О-па! Кажется, сегодня землетрясение.
Тон Майлот встал сперва на четвереньки, потом на ноги, и стоял с идиотской улыбкой на лице. Он смотрел вдоль побережья, где догорали две-три дюжины костров. Рядом с кострами виднелись темные фигуры. Кто-то сидел и разговаривал, кто-то танцевал под неслышную музыку, где-то слившиеся на песке пары, где-то неподвижные тени — парами или поодиночке.
— Гляди-ка, нормальные уже разошлись, — сказал Майлот. — Остались только плохие ребята. Пока! Увидимся завтра. Где-нибудь после восхода солнца.
— Ты идешь или нет? — поторопила его Лупуль. — Их ты каждый треклятый день видишь, а меня — нет.
— Уже иду, дорогая моя. — И он ушел вслед за ней в темноту.
— Итак, мы остались наедине, — сказал Ньянгу. Он наклонился и поцеловал Энджи.
— Можно и так считать, — ответила она. — Но здесь есть еще Дейра. Она смазана, заряжена и готова к применению.
Девушка засмеялась.
— К какому применению? — удивился Ньянгу.
— Покажи ему, — сказала Энджи.
Дейра поднялась, развязала шнурок на волосах, тряхнула головой, и ее медные волосы волнами спустились почти до тонкой талии. Она обошла вокруг костра, расставив ноги встала над Ньянгу, потянула узел на своей накидке, и ткань упала. На абсолютно нагом теле Дейры не было ни единого волоска.
— Как тебе нравятся эти красочные местные обычаи? — спросила
— Э-э-э, — только и сумел ответить Ньянгу.
— Она подошла к нам, — спокойно стала рассказывать Энджи, — когда ты отправился на рыбалку, и сказала Лупуль, что ты очень симпатичный. Она хотела узнать, в каких мы с тобой отношениях, потому что догадалась, что мы не совсем чужие. Она сказала Лупуль, что я тоже очень симпатичная, и попросила сказать, что я о ней думаю. Я сказала, что считаю ее очень хорошенькой и что я не против, если она захочет меня поцеловать. Так что мы поцеловались. Она очень хорошо целуется. И не только целуется. Мы уединились в одной хижине…
Ньянгу заметил, что у него во рту пересохла слюна.
— Она ужасно красивая, разве нет? — продолжала Энджи.
— Э-э-э… Да.
— Можно, я его поцелую? — спросила Дейра.
— Конечно, — сказала Энджи и засмеялась.
Дейра встала на колени, мягко опрокинула Ньянгу на спину и склонилась над ним, приоткрыв рот. Упругие шары ее грудей коснулись его кожи. Спустя вечность она приподняла голову, чтобы мечтательно сказать:
— Он очень мне нравится.
— Мне тоже, — отозвалась Энджи.
— А теперь я хочу еще раз поцеловать тебя, — заявила Дейра.
— Почему бы нет? — ответила Энджи. Она расстегнула форменную гимнастерку, сняла ее, потом шорты и трусы. Ньянгу наблюдал за ней, повернувшись на бок.
— Кажется, ты не слишком потрясен всем этим, — сказала Энджи.
Ньянгу сдержанно улыбнулся, наклонил голову, ничего не ответил. В его тусовке девушки делали все, что могло, с их точки зрения, шокировать обывателей, и друг с другом, и с кем-то из парней.
— Не много ли на тебе одежды? — спросила Энджи, и Ньянгу послушно избавился от своих шорт.
Энджи свернула свою форму в скатку и положила на циновку в метре от себя.
— Дейра, иди сюда, — прошептала она. — Ложись рядом. Положи бедра на мою одежду.
Девушка легла и обняла Энджи. Она целовала ее в губы, потом в шею, в грудь, в живот. Энджи приподнялась на локтях и шумно задышала, почувствовав на себе пальцы Дейры.
— Да, да. Как хорошо, — стонала она. — Ньянгу, иди к нам. Хочу, чтобы ты покусал мне грудь и живот. А потом займись Дейрой, пока она ласкает меня. Я обещала ей, что она будет первой.
Гарвин прикинул, что до гостиницы ему осталось идти минут пятнадцать. Он быстро спускался по дороге с холма и напевал себе под нос песенку, которую только что сочинил. Правда, он споткнулся на слове «Язифь», к которому никак не удавалось подобрать рифму.
«Она была такая симпатичная! — сокрушался Гарвин. — Такая милая, дружелюбная, ласковая и…»
Услышав скрип ботинок за спиной, он отскочил в сторону и обернулся. Первый из нападавших на него людей пытался ударить дубинкой, но промахнулся и, стараясь удержать равновесие, убежал на несколько метров вперед. Второй был вооружен каким-то подобием пистолета, из которого он целился в Гарвина. Как только это оружие с шипением выплюнуло какую-то штуковину, Гарвин резко присел, и снаряд просвистел у него прямо над головой, едва не задев волосы.