Последний маршал
Шрифт:
Лапшин до знакомства с Безруким относился к животным лояльно, но, переночевав одну ночь на даче, на другой же день поклялся собственноручно кастрировать самых горластых тварей и утопить в Клязьме мешок-другой пискливого молодняка. Но идиот грудью встал на их защиту, и Эдик понял, что, если он тронет хоть одну тварь пальцем, придется им всем сваливать отсюда и искать новое пристанище. А времени на это не было. Да и место — удобнее не придумать: до Москвы двадцать километров, а затеряться здесь — как иголке в стогу сена. Это же не деревня, где все друг друга знают, это — старые дачи, сто раз перепроданные из рук в руки. Соседи тут не знают друг друга даже в лицо. Так что пришлось заткнуть свое мнение в одно место и терпеть.
Малек спустился с горочки. Эдик по лицу его понял, что машины с Волохой и Люськой-Магадан не видно, но все-таки крикнул:
— Ну что? Едут?
— Не видно! Нет еще!
— Стой там и смотри. Увидишь — беги ко мне, понял?
Кореец вяло согласился — удовольствие ему торчать столбом на жаре.
— Кыца-кыца-кыца! — заунывно звал Безрукий. — Сидор! Сидор! — кланялся он каждому кусту.
Эдик улыбнулся: ищи, ищи своего рыжего паскудника, не найдешь. Валяется сейчас твой Сидор со свернутой шеей в болоте возле Клязьмы и только зеленые мухи над ним жужжат. А царапался, гаденыш, как — рука вспухла и чешется.
Лапшин машинально почесал подсохшие царапины и посмотрел на часы. Двадцать минут четвертого.
«А если хозяин сейчас позвонит?.. — мелькнула неприятная мысль. — Явится Волоха — убью».
В Медведкове их на каждом перекрестке тормозили светофоры. Приходилось останавливаться и париться в духоте. От асфальта несло горячим воздухом, как от печки. Волоха зубами скрипел от злости, но поделать ничего не мог. Магаданша и так уж выкручивала «Волгу» как могла, показывая чудеса вождения.
Голова уснувшей чувихи все еще лежала у него на коленях. Рука ее безжизненно свесилась. Волоха поправил руку, переложив ее на колени, но, когда машина тронулась с места, рука снова соскользнула и повисла, качаясь. Только не хватает, чтобы на спящую женщину обратил внимание гаишник. И на пьяную она, к сожалению, не похожа: культурная с виду баба, молодая, одета хорошо. Замужем — золотое обручальное кольцо на пальце, а поверх кольца — перстень с крупным зеленым камнем. А пальцы-то какие длиннющие! Волоха даже сравнил их мысленно, покосившись сначала на свои руки, сцепленные в замок на коленях, а потом на руки Магаданши, небрежно лежащие на баранке. Пальцы у Люськи были от рождения расплющены на концах, а на безымянном еле заметно синела плохо выведенная татуировка овального перстня с двумя чайками. У этой — как ее? Зеркаловой? — пальцы на концах тонкие и как-то сами собой переходят в длинные ногти, хоть и коротко стриженные. И почему-то эти ногти блестели, хотя она их не накрасила.
За Челобитьевом они попали в пробку. Двухрядное шоссе забили дальнобойные грузовики-контейнеры, идущие из Москвы на Ярославль и Вологду. Затертые между ними, как клопы, легковушки пытались маневрировать, выезжали на встречную полосу, вклинивались в просвет между идущими впереди машинами. Минут десять Магаданша двигалась тем же макаром, пока машины не перекрыли и встречную полосу и не образовалась бестолковая, сигналящая и матерящаяся пробка.
Магаданша обернулась и критически осмотрела спящую Татьяну.
— Ну-ка поправь ее, — кивнула она Волохе. — Закинь ей ноги на сиденье да сумку сними. Еще начнут докапываться менты. Надолго застряли.
Проклятая пробка нагнала на этот участок дороги свору гаишников, они шныряли между машинами, как живчики, разгоняя затор.
Волоха, как куклу, перевернул спящую, уложил поперек сиденья и даже приобнял рукой, чтобы не свалилась, когда машина дернется. Ему было нестерпимо жарко и хотелось пить. Надетая под рубашку прямо на голое тело кожаная портупея неприятно натирала плечи. Он чувствовал, как под рубашкой струйками стекают капли пота.
— Жара, — выдохнул он.
— Ага, — флегматично ответила Люська, закидывая руки за голову. Ее футболка под мышками почернела от пота и кисло воняла. — Ну чего уставился? — сказала она, имея в виду пожилого гаишника, стоявшего впереди и уже несколько раз с любопытством присматривавшегося к их машине.
Гаишник отвернулся, потопал взад-вперед по своим делам, махая жезлом, потом вдруг развернулся и пошел прямо на них.
— Ити твою мать, — медленно сказала Магаданша.
Их «Волгу» зажали в тиски со всех четырех сторон, так что в случае чего пришлось бы бросать ее и тикать на своих двоих, а в нагрузку со спящей чувихой это выглядело проблематично.
Гаишник был от них метрах в трех, как вдруг в левом ряду не успевший притормозить «ниссан» врезался в заднее крыло «Жигулей», смяв его в лепешку и избавив таким образом Волоху от общения со стражем порядка. Круто сменив траекторию, гаишник устремился на место аварии. И сразу же, как по заказу, стоявший справа рефрижератор плавно тронулся с места. Магаданша вывернула руль и непостижимым образом умудрилась втиснуться в правый ряд следом за ним. Правый ряд стал потихоньку двигаться.
Волоха откинулся на спинку сиденья и рукавом вытер пот со лба.
— Ты что, сегодня не с той ноги встал? — не оборачиваясь, спросила Люська.
— Что?
— Ты с какой ноги сегодня встал? — Видя, что до Волохи так и не доходит суть вопроса, она махнула рукой.
Между тем было одно «но», от которого только что Волоха чуть не свихнулся, впервые в жизни не зная, что же делать. Когда гаишник шел в их сторону и было ясно, что разборки с ним не миновать, Волоха, не надеясь на отмазку в виде документов, сунул было руку за пазуху, нащупывая влажную от пота кожу кобуры… И тут вдруг понял, что забыл пистолет.
Его прошиб такой пот, что он в секунду стал как после бани. А хуже всего, что он занервничал и сам знал, что у него сейчас на лице большими буквами написано: вот у этого парня не все в порядке.
Теперь, когда каким-то чудом пронесло, он не хотел признаться Магаданше в своей идиотской оплошности.
— Ты бы стрелял? — спросила Люська.
— Ага, — кивнул он.
— Крыша от жары поехала? Придурок, ну и что бы мы делали с дубарем? Застряли в кошмаре, сиди тихо и жуй мочалку.