Последний мужчина
Шрифт:
— Вот так… Сережа…
Он знал, что будет дальше. Знал, как кровь совершенно чужого человека может показать совпадение ритмов сердца каждого живущего на земле. И живших… и только собирающихся… В чём давно уже не сомневался. Сомнением было, к кому отнести себя. Не Гамлета выбор стоял перед ним, а вопрос причастности к человеку.
Но тут в проёме галереи показалась телега. Возница, сидящий впереди, с кнутом для невидимой лошади и в натянутом по самый нос капюшоне, угрюмо произнёс:
— Готово? Бросай сюда, — он кивнул назад. Остолбеневший Сергей машинально перевел взгляд на телегу. Там, на смятом брезенте, по-прежнему лежала куча камней. В это же мгновение он почувствовал как его рука, сжимавшая секунду
— Кидай, чего медлишь. Обычное для тебя дело. — Возница медленно стянул капюшон. Мужчина отпрянул. Это был не его двойник, а совершенно другой человек. Тот самый парень в серой тройке, которого оглушила Софи. Кровь ударила в голову. Руки затряслись.
— Я тоже ты, хотя и не похож. Но раз… уже знаешь… смысла менять лицо нет. А остальное… как прежде… Убедишься? Откинь брезент. — Он кивнул за спину.
— Нет… — прохрипел Сергей.
Возница спрыгнул с телеги и, сделав несколько шагов, остановился у всё ещё тёплого тела.
— Следующий — ты. Пришёл час. С назначением! — И, не глянув на Сергея, присел на корточки. — Прощай, Джеймс… старый служака. Ты был добр ко всему на свете, а этого в нём, где культура тела, как и устрицы, дороже совести, не прощают. — Парень медленно повернул голову к стоявшему и со злостью добавил: — Но я знаю, добряк, ты рад, что вырвался из плена этого чудовища. Оставил его страницы. Ушёл достойно. Пропали… пропали Станиславы с мечами.
— Так кто же мешает вам? — заорал Сергей. Вены вздулись у него на шее. — Я знаю! Конечно! Проклятые устрицы! А ещё красный зонт и женщины! А улитки? Где ваши улитки и прочие гады? Опомнитесь! Я ведь всё переписал! Но это я! Кто же вам, вам самому мешает идти по первому замыслу? Ведь положено на страницы! Не вырубить и не сжечь! Неужели совесть? Откуда она взялась? Или мне снова делать за вас выбор? Умирать всякий раз заново? — Голос его ослабел. — Уже не могу… Есть и мой предел…
— По первому? Я ничего не помню! — возница подступил к нему.
— Да как же… сонный стол в библиотеке, а вы не спали. Я останавливал вас… а вы не слушали… — В глазах появились слёзы. — Я кричал, умолял вас…
— Метро?! — вдруг выкрикнул парень. — Вагон!
— Конечно! Ну же!
— Встретим с местью Новый год?!
— Нет! Вместе! Только вместе!
— Я вас принял тогда за чокнутого!
— И не ошиблись! Берите быстро мою рубаху! Пусть вас примут за другого. Я как-нибудь выкручусь!
Сергей рванул ворот и лихорадочными движениями начал расстёгивать пуговицы, одна из которых почему-то оказалась ледяной. Машинально глянув вниз, увидел, что та была неправильной формы, большая и толстая. К тому же отливала металлом. «Ах ты… всё-таки прилипла! А я… я-то ищу причину», — мужчина с силой рванул пуговицу и бросил её на землю. Рубаха треснула и обнажила маленький крестик с равными и странно широкими крыльями лучей.
— Здравствуй, — не веря своим ушам, услышал он.
И тут же понял, что должен делать.
— Держи! — снимая крест, выпалил Сергей.
Тот медленно, словно не веря, протянул руку. Она тряслась.
На ладони двойника в блеске факела на чуде из Халкидики заиграли огоньки света. Парень с силой сжал кулак.
И тут случилось неожиданное. К собственному изумлению, Сергей стал медленно поворачиваться назад. «Там же те, преследователи! — мелькнуло в голове. И тут же прогнал коварную мысль — они ведь и хотят, чтобы ты так думал! Назад. Только назад, к цифре девяносто один! И налево, уже оттуда!» Ясность, что это единственный шанс, придала ему силы. Сергей бросился обратно.
— Спаси тебя-я удача-а-а! — протяжный крик двойника утонул в глубине тоннеля. Настолько протяжный, что, пока он длился, беглец успел заметить исчезающую кровь, которую заглатывали раны Джеймса.
Никто, кроме троих в этой страшной галерее, не понял ни обратного смысла бега первого, ни счастливой улыбки маленького человечка.
Этой ночью Сергей проснулся от ощущения, что кто-то копошится под одеялом. А когда откинул его, увидел сотни гекконов. Ящерицы, расползаясь по телу, с чавкающим звуком поглощали его плоть. «Пусть, ведь не моя, — подумал он спокойно. — Теперь не мне носить одежды кожаные. Другим. Тем, что рвут их друг у друга».
Плоть таяла на глазах. Наконец остались одни кости. Поражаясь спокойствию, успел заметить, как и они за секунды исчезли. Огни теплохода погасли.
И вдруг он увидел последнюю ящерку. Та с удивлением глядела в пустоту, словно понимая — осталось ещё что-то. Чего увидеть и поглотить она не в состоянии. И, очарованная, вдруг улыбнулась.
Сергей проснулся. Счастливым. В первый раз.
ЦДЛ
Первый поставил стакан и продекламировал:
«…Залив слезами сцену, Он общий слух рассёк бы грозной речью, В безумье вверг бы грешных, чистых — в ужас, Незнающих — в смятенье и сразил бы Бессилием и уши, и глаза. А я…» О чём вы, друг мой? И унынья стража Порой задремлет. И тогда восходы Вновь озаряют горизонты страсти, Как солнце радостью погасший небосвод. Но разве страсти он подобен… Гамлет?— На что это пробило вас, любезный? — второй вытер рукавом рот.
— На правду! Во всём сегодня наступает правда!
— Вот те раз! Что же вы опять такого натворили, если к Гамлету последние пять строк не имеют никакого отношения?
— Поймали. Мои вирши. Зато эти имеют: «Выходи замуж за дурака, потому что умные хорошо знают, каких чудовищ вы из них делаете». Ехал, ехал я в лифте и задумался: в том ли?
— Тяжёлая перспектива. Ведь лифтом пользуетесь каждый день? Правда, я тоже не люблю лестничных маршей. Мне по душе совсем иные марши. Зовущие в будущее. Если вас это успокоит.
— Бросьте. Мы сегодня жрём, пьём и спим, покрякивая в удовольствие, благодаря человеку, спасшему в Миллениум город. Сейчас же меня успокоил бы портвейн из Массандры, белый, под серенаду Шуберта. И за такой выбор спасибо ему же. А вот что успокоит и примирит с будущим, как-то не удосужился… Впрочем, точно не новомодные диссиденты.
— О! Я могу сказать вам с точностью!
— Любопытно…
— Смерть.