Последний переход
Шрифт:
Павел не понял сперва, что бы это значило, но всё оказалось просто. В мирное время там была площадь, в центре которой высился памятник: геройского вида мужик на круглом тумбообразном постаменте. И в постаменте этом имелась круглая же, как иллюминатор, дыра. Павел попытался было выяснить, кто запечатлён в скульптуре, но Кирпич по темноте своей того не знал.
– А черт его знает, – сказал он. – Хрен моржовый какой-то.
После этого Забелин стал слушать рассеянно, головой кивал, а сам отвлёкся на другие мысли. Кирпич же бубнил своё:
– Она
Выяснилось, что именно в этом районе шли жестокие бои. Сил не жалели, распатронили всё в хлам, и мужика с постамента снесло к едрене-фене, остался от него один сапог. А сам постамент – как заговорённый, так себе и стоит, и дырка на месте.
Павел всё это слушал, улыбаясь, кивая головой и не слишком вникая… и вот тут-то его и пробило.
Он так и обмер! Рот открыл. На миг – и тут же сосредоточился на полученной информации. Чёрт возьми, как же сразу не просёк! Тумба с отверстием, стоит, как заколдованная, таинственные дела поблизости!.. Что это? Да не что иное, как дольмен! Самый настоящий! Точно – он и есть!
Некоторое время ошеломлённый Забелин свыкался с этой мыслью, затем разом одолел её.
– Слушай-ка, друг ситный, – заговорил он жёстким тоном. – А ну-ка, ещё раз и помедленней…
И простодушный Кирпич так ему и вывалил всё: где находится, да как туда пройти… и оказалось, что пройти – беда, территория в руках войск Чухонина.
– Ну и… – почесал переносицу Егор. – И что ты предлагаешь?
– Есть план. – Павел тряхнул головой и добавил, вспомнив старый анекдот: – Хороший «план», афганский.
Вот он, план: Забелин хорошо запомнил маршрут к постаменту. Надо выиграть время, поморочить мозги генералу и Бурдюку – осталось-то совсем чуть-чуть! – а как совсем стемнеет, так и слинять, да прямёхонько туда.
Княженцев поднял брови, вздохнул:
– Гладко было на бумаге…
– Не забыл про овраги, не забыл, – отмахнулся Павел. – План продуман.
Егор не стал на эту тему спорить. Повернулся к Юре:
– Юра, как по-вашему, это может быть действительно дольмен?
Юрино лицо выстроилось в сложную комбинацию, в переводе с мимики на русский примерно так: «Ну, я, конечно, не могу…» – да Юра сам же и перевёл:
– Ну я, конечно, не могу сказать… Из чего он, постамент этот?
– Из камня, из камня, – охотно закивал Павел. – Из небольших каменных блоков, предположительно гранитных.
Егор смотрел на Юру. В том уверенности не прибавилось, он шмыгнул носом, почесал в затылке…
Зато вдруг уверился Аркадий. Он живо схватил свой автомат, вскочил, закинул за спину стволом вниз.
– Так что мы здесь рассусоливаем?! Пойдём!
– Вот глас не мальчика, но мужа, – похвалил Забелин. – Только…
А что «только» – сказать не успел, ибо улица так и взорвалась многоголосым воплем.
– Стреляй!! – взлетел чей-то могучий крик.
Все замерли.
– А,
Поспешный грохот пяти пар ног по паркету, по лестнице, по вестибюлю – Павел толкнул дверь, споткнулся, матюгнулся, задние налетели на него и с разгону вышвырнули из подъезда на крыльцо.
Егор в первый миг не понял, какого чёрта народ мечется, бестолково машет руками, потрясает оружием, – но, вскинув голову (а эти полоумные носились, пялясь в небо), – всё увидел сам.
Над руинами, на высоте метров тридцати, медленно и важно плыл большой воздушный шар. Белый-пребелый, как первый снег, чтоб быть видимым в вечернем небе – хотя вечер только наступал… У Егора захватило дух!
Не от белизны шара, понятно. А от картины, украшавшей его.
Крутые надувные бока несли на себе изображение акта мужеложства, причём явно насильственного: один, упитанный мужчина средних лет, нарисован был коленопреклонённым, со спущенными штанами и выражением горькой обиды на холёном лице. Другой же, бодро подпихивающий сзади этого сытого барина, выглядел крайне злорадным старцем – острый нос и подбородок далеко, мстительно выступали вперёд.
Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: данный групповой портрет есть политическая карикатура; плаксивый содомит – разумеется, Худых, а тот, кто надругался над ним, – Чухонин.
– Стреляйте! – повторно грянул гневный голос, и Егор узнал генерала Выдрищенского. – Огонь!
Лупанул недружный залп. Одна трассирующая пуля прочертила вялую дугу невдалеке от шара и погасла в высоте. Сам же шар начал издевательски поворачиваться другим боком.
– Дураки! Мазилы! – загремел генерал. – Из жопы вам только стрелять!
Треснул ещё выстрел. Мимо. Ещё один! Мимо.
– Уроды, – сказал генерал убито.
– Слушайте!..
Беркутов почти крикнул это. Егор круто обернулся.
– Что такое?!
Лесник держал карабин наизготовку. Рванул затвор.
– Павел! Ведь эти олухи не видят ни черта! Это же отвлекающий маневр! Они сейчас ударят!..
Всё Павел смекнул вмиг.
– Генерал!! – заорал он. – Плюнь на шар этот сраный! Занимайте оборону! Они сейчас долбанут сюда!!
Княженцев открыл было рот, да сказать ничего не успел – Павел просто не дал ему.
– Потом, князь! Давай сюда, живо! Аркан, туда! Юра – назад в дом. И будь на первом этаже!
– Зачем…
– В дом, я сказал!!!
И Юру как ветром сдуло.
– Князь, за мной!
Егор и сам не понял, как очутился на развалинах, где ещё торчали остатки стены – битая кладка, проёмы дверей и окон.
– Будь здесь, княже! Смотри: вон тот сектор, от угла до вон той трубы, твой. Видишь?
– Вижу, батько.
– Потом острить будешь!.. Слушай сюда: всё, что там только явится, кроши в дугу! Не жалей! На ещё магазин. Зря патроны не жги…