Последний поцелуй
Шрифт:
Какое бы восхищение они ни вызывали, нужно учиться на их падении. Застревание в прошлом может только навредить будущему. Бессмысленное желание старой гвардии Братвы обладать этой картиной и станет их концом. Я стану их концом.
Я следую по лабиринту булыжных дорог, пока не дохожу до Академии изящных искусств. Через несколько небольших домов я поворачиваю налево и прихожу в свой пункт назначения, скрывающийся за большой зелёной железной дверью, которая шириной с мою руку и высотой с меня.
Пишу своему контакту и стучу в дверь, чтобы мне открыли.
Лунный свет
На пятом этаже двери снабжены очень простым замком. Маленькая мигающая лампочка справа указывает на наличие электронной защиты, но в двери есть три защитных скважины. Выбор неправильной замочной скважины, вероятно, приведёт к мучительным последствиям. Я лениво задаюсь вопросом, сможет ли Наоми проникнуть в эту систему безопасности. Тем временем красный огонёк сменяется на зелёный, а дверные замки щёлкают, позволяя двери открыться.
Узкий коридор ведёт в большое жилое помещение, где Гийом сидит перед огромной стеной из мониторов. Один из них показывает внутренний двор, другой – дверь снаружи, а третий – коридор, по которому я только что прошёл. Вентиляторы его техники гудят, а он порхает руками с одной клавиатуры на другую. Там есть ещё четыре. Наоми была бы в восторге от этого шоу вычислительной мощности. Хорошо, что я её не привёл. Возможно, она не захотела бы уходить.
Если кто-нибудь когда-то и уведёт у меня Наоми, то это будет не красавчик или богатей. Это будет кто-то, кто смог бы соответствовать её уму, возможно, такой, как Гийом. Он был гражданином Франции, пока не попал в неприятности после взлома Интерпола ради спасения одного симпатичного американского вора. Другие убежали бы на пляжи Хорватии или Мальдивские острова, в зависимости от толщины кошелька, но Гийом предпочёл Флоренцию. Он сказал, что если и придётся покинуть его любимую Францию, то только в место столь же цивилизованное, такое, как Италия.
Как и Наоми, он станет говорить только тогда, когда выполнит свою задачу. Какое-то время я не возражаю, но мне кажется, я хочу вернуться к Наоми.
– Buona sera, Гийом. Извините, что прервал, но я пришёл, чтобы получить вещи, которые мы обсуждали.
– Buona sera. Un momento, per favore19.
Подняв палец вверх, продолжает печатать второй
– Гийом ты с... – как там говорила Наоми, – Аспергером?
– Аспергер? Не понимаю.
– Страдаешь от синдрома Аспергера?
У него поднимаются брови вверх.
– Откуда ты знаешь?
– Ты напоминаешь мне кое-кого, – говорю я, стесняясь и не желая выдавать Наоми Гийому, ведь он занимается торговлей информации. – Того, кого я знаю с синдромом Аспергера, очень трудно отвлечь от выполнения задачи.
– Да. Но теперь я закончил, и я весь твой, – картинным жестом он поднимает палец, ударяя по кнопке ввода.
Эти французы всегда такие буйные. В отличие от Наоми, он смотрит мне в глаза, по крайней мере, несколько секунд, прежде чем отвести взгляд на дорогую сумку около меня. Он скользит взглядом от меня к сумке.
Открыв сумку, вижу в ней заказанные мною вещи и толстый конверт. Я открываю его и вынимаю документы. Там паспорта с нашими новыми личностями, а также приглашения. На этот раз я из Грузии, а Наоми из Англии. Она смотрит на меня, рыжая и прекрасная. Замечательная цифровая манипуляция телефонной камерой, которую я сделал ранее.
– Там всё. Я бы не обманул тебя.
– Конечно, нет, – успокаиваю я его, вспоминая, как Наоми ворчит, что у людей с синдромом Аспергера тоже есть чувства. – Мне просто интересны эти приглашения.
Я вытаскиваю листы толстой льняной бумаги и машу ими.
– Мне тоже интересно. Никогда не думал, что ты о таком попросишь, и что тебя такое интересует.
– Ты удивишься тому, что меня интересует, – бормочу я, вспоминая отметины на своём теле.
– И всё же, это место? Человек, которого ты ищешь, святой по сравнению с самыми порочными извращенцами. Знаешь, он собирает картины, на которых изображены женщины и животные вместе.
– Это правда? – я хладнокровно приподнимаю бровь, надеясь, что не выдам ускорения своего сердцебиения оттого, что мы близки к нашей добыче.
Он наклоняется, и его взгляд сверкает от волнения.
– Говорят, что у него есть картина Леонардо «Леда и лебедь», и что в прошлом году он купил Караваджио у француза.
Под моим холодным взглядом он закрывается и начинает поправлять предметы на своём столе – его клавиатуры, мышь, USB-порт, беспроводной динамик. Смилостивившись над ним, и довольный тем, что он предоставил Наоми всё необходимое оборудование для нашего визита в Венецию, я вручаю ему пачку сигарет. Он открывает её и кивает.
– А этот твой... друг. Почему ты говоришь, что у него синдром Аспергера?
– Мой друг сам признался. В этом состоянии нет ничего постыдного, – отвечаю я, не двигаясь к сумке.
Гийом вытаскивает сигарету и зажигает её. Запах табака немедленно наполняет комнату.
– Ты не считаешь его странным со всеми этими припадками, странными вопросами и склонностью забывать даже, что кто-то находится рядом?
Это звучит, как жалобы на нападки, которым подвергался Гийом. Жалобы, которые я слышал от Наоми.