Последний полет «Ангела»
Шрифт:
Адабаш и Вилли вслушивались в неустоявшуюся тишину, пытаясь по неясным звукам определить, что происходит там, вокруг коттеджа. Временами раздавались громкие шаги под окнами — это проходили солдаты. Совсем близко прозвучали выстрелы и послышался вскрик, наполненный болью. Снова тихо скрипнула дверь. Орлик? Или отец Ирмы, эсэсовец, у которого тоже были причины избегать встречи с солдатами? А может, дезертир забрел, мародер: одни в эти дни умирали, другие грабили…
ПОЛНОЧЬ —
Умирали совсем рядом — снова послышались выстрелы, команды, крики… Часы пробили полночь. Вдруг Вилли сжал руку капитана, давая знать, что в доме кто-то есть. Адабаш взял автомат. Вилли бесшумно встал у двери, он теперь был бы за спиной у тех, кто мог войти.
Раз или два мелькнул лучик фонарика — обследовали комнаты первого этажа. Наконец в тишине, разрываемой редкими взрывами снарядов, послышались тихие шаги по лестнице. Адабаш выжидал, давая возможность неизвестному подняться выше.
— Сержант! — вполголоса позвал он, надеясь и не веря, что это пришел Орлик.
— Здесь, капитан! — послышалось в ответ.
Уже не таясь, но и не особенно поднимая шум, в комнату вошел Орлик. Вслед за ним ввалились человек пять разведчиков. Сразу стало тесно, запахло ночной сыростью и дымом.
— Здравствуй, Орлик, — голос Адабаша дрогнул.
— Свет зажечь? — спросил сержант, выловивший в темноте лучиком своего фонарика кровать и капитана на ней.
— Шторы надежно задернуты, Вилли? — по-немецки спросил Адабаш.
— Так точно, господин капитан.
Вилли с пистолетом в руке занимал позицию против входа.
В комнате мгновенно установилась тишина, Адабаш ясно ощутил напряжение, которое возникло после его слов. Оно было как токи высокой частоты: неосторожное движение и…
— Не стрелять! — приказал он на всякий случай.
— Это еще что за фокусы? — спросил Орлик без видимого удивления. — Кто такой?
— Немец. Фельдфебель. Надежный человек, не беспокойся.
Ну как ему объяснить, кто такой Вилли, если этого Адабаш и сам не знал? Может, действительно из тех немцев, которые ненавидели фашизм и ждали своего часа, а может, и маскируется, использует стечение обстоятельств для собственного спасения?
— Это он пусть беспокоится, — проворчал Орлик, — скажите ему, пусть включит свет, раз он местный.
— Ты что, сержант? — удивился Адабаш. — Какой свет, если весь Берлин без энергии? Вилли, зажги свечу, пожалуйста.
Вилли пощелкал зажигалкой, поднял высоко свечу — поискал, куда бы пристроить. Поставил ее на камин, и колеблющийся огонек неярко осветил комнату.
— Положи оружие! — приказал ему Орлик.
Вилли шагнул к кровати, на которой лежал Адабаш, протянул ему пистолет.
— Оставь его, сержант, мы уже сколько часов с ним здесь на пару в прятки со смертью играем, — Адабаш сказал это таким счастливым голосом, что Орлик, отбросив настороженность, попытался обнять его, но, вспомнив о ране, лишь прижал его голову к своей груди. И капитану на мгновение показалось, что это дед его, патриарх рода Адабашей, ласково привлек его к себе, провожая в партизаны. Как давно это было…
Пламя свечи выхватывало из темноты лица разведчиков, ребят из батальона Адабаша, каждого из них капитан хорошо знал, не раз выручал в бою, и вот теперь они пришли на помощь ему. Через линию огня, патрули, засады, под пулями и снарядами, сквозь огонь — пришли к нему, Адабашу, потому что таковы законы боевого товарищества. Если бы что-то случилось с ними, он, капитан Адабаш, тоже пошел бы к ним на помощь и спасал бы их даже ценою собственной жизни.
— Кто еще в доме? — Орлик в любых ситуациях помнил о своих обязанностях.
— Хозяйка и ее дочь, они в подвале, внизу, — объяснил Адабаш. И, чтобы успокоить сержанта, добавил: — Дочь меня нашла, а Вилли помог сюда перетащить. В общем, был один шанс из тысячи, что так повезет.
— Выходит, и среди них не перевелись порядочные, — неопределенно пробормотал сержант, — не всех Гитлер успел выбить.
— Все сложнее, сержант, — ответил Адабаш. — Посмотри на фотографию, вон на той стене… Это — хозяин дома.
Орлик выхватил цепким взглядом фото полковника фон Раабе в узорчатой раме — эсэсовец, казалось, холодно наблюдает за тем, что происходило в комнате его дочери. Может быть, колеблющееся пламя свечи было в том виновато, но Адабашу почудилось, что во взгляде у фон Раабе мерцали живые искорки.
Сержант тихо присвистнул.
— Дела…
— Вот так, сержант. — Адабаш хорошо понимал его изумление. — Здесь еще долго будет такая карусель: сразу не поймешь, с кем встретился.
— Ладно, разберемся, — Орлик и в самом деле не сомневался, что «разберемся». — Командуй, капитан, что делать.
— На рассвете? — спросил Адабаш.
— Так точно.
Значит, штурм начнется, когда будет уползать сквозь огонь пожарищ в руины ночь. Один из разведчиков был с пулеметом, капитан заметил это сразу.
— Свечу погасить, — приказал он. — Пулемет на чердак, там должно быть слуховое окно, три человека вниз, двое здесь — к окнам. Огонь открывать по команде сержанта!
Он вспомнил об Ирме и фрау Раабе.
— Вилли, иди вниз, успокой женщин, мы здесь справимся без тебя. Услышат стрельбу, пусть не паникуют, все идет нормально. Да, — вспомнил он, — сорви ту фашистскую тряпку, но и белую не выкидывай за окно, сдаваться мы не намерены.
— Будет сделано, господин капитан.