Последний полет «Ангела»
Шрифт:
Девушка быстро ответила:
— Да. По-моему, еще в сорок третьем.
— Тогда тем более это не он. А того, Гайера, я все равно найду!
Адабаш этими словами закончил тяжелый разговор.
Вошла фрау Раабе с подносом, на котором дымилась чашка бульона и лежал тоненький ломтик серого, вязкого, словно глина, хлеба.
— Неразумная девочка совсем вас заговорила, — фрау Раабе вполне освоилась с ролью спасительницы русского офицера. — Но ее можно понять и простить — вы первый русский, с которым она встретилась в жизни. И при таких драматических обстоятельствах! А сейчас — обедать!
Фрау умела командовать в своем доме. Вскоре пришел Вилли.
— Господин капитан… — начал он.
— Меня зовут Егором, — перебил Адабаш.
— Господин капитан, — не принял поправку Вилли, — я посоветовал женщинам вывесить на балкончике флаг со свастикой. Пусть эсэсовцы видят, что в доме живут люди, преданные фюреру до конца. — Он произнес это с явной иронией.
Вилли, разговаривая с Адабашем, стоял так, как перед командиром взвода на плацу.
— Слушай, Вилли, перестань тянуться, возьми стул, присядь.
— Хорошо, — подчинился Вилли.
— Эту тряпку уже вывесили? — Адабаша обеспокоило сообщение парня.
— Мотается на свежем ветерке.
— А ты не подумал, что наши солдаты, увидев ее, разнесут домишко вдребезги?
— Черт возьми! — воскликнул Вилли. — Именно, так и будет!
— Твоя «охранная грамота» действительна только для одной стороны, — пошутил Адабаш.
— Когда стемнеет, мы ее снимем, — вмешалась фрау Раабе. — Я уже приготовила белую простыню.
Фрау оказалась предусмотрительной. Адабаш заметил ироническую ухмылку Вилли.
— А как же с призывом доктора Геббельса умереть за фюрера? — спросил он.
Фрау Раабе ответила рассудительным тоном:
— Мы не знаем, где сейчас фюрер и что с ним. Это освобождает нас от обязательств. Может, он уже мертв.
…Гитлер покончит с собой через несколько дней…
— Как ты думаешь, — с надеждой спросил Адабаш, — я смог бы выбраться отсюда?
Вилли решительно сказал:
— Исключено. И нет в этом смысла. Ваши сейчас притихли, но временно, ненадолго. Я не офицер, но понимаю, что это затишье перед решающим штурмом. На месте немецкого командования я бы капитулировал, чтобы избежать бессмысленных жертв. А они…
— Что они? — спросил Адабаш.
— Затопили метро.
— Но там же люди! — в ужасе воскликнула Ирма. — Там тысячи людей! Женщины, дети, старики! И еще масса раненых, мы… нас посылали их перевязывать!
«Так вот откуда у тебя такая сноровка в обращении с бинтами», — отметил Адабаш.
— Метро приказал затопить фюрер, — бесстрастно продолжал Вилли.
— Майн готт! — фрау Раабе всплеснула руками. — Этот бывший фельдфебель плохо кончит, так всегда говорил мой отец, генерал Лемперт, так говорю и я!
— Я тоже бывший фельдфебель, но остался человеком, — почему-то обиделся Вилли. — А что касается Адольфа, то сегодня его судьбу несложно предсказать.
«Вот и отец фрау — генерал… Нет, ты явно не туда попал, капитан», — Адабаш попытался с иронией отнестись к этой новой семейной информации.
— Вилли, как ты думаешь, когда это… кончится?
— Старики и подростки, которых они погнали против ваших танков, не продержатся и часа. Думаю, завтра утром русские будут уже здесь.
— Почему завтра, а не сегодня?
— Бои, судя по канонаде, идут левее от нас. Мы не на главном направлении удара. Ваши пробиваются к рейхстагу и к рейхсканцелярии.
Да, так оно и есть, Адабаш знал о таких планах командования, а Вилли, фронтовик, по своим приметам, исходя из опыта, догадался о них. Вот оно как получилось: всю войну мечтал добраться до Берлина, и ведь вошел в него одним из первых, а теперь лежит в коттедже эсэсовца и беседует с его домочадцами.
Вилли с гневом произнес:
— Бегут… Все золоченые фазаны бегут… И еще вешают… На чем попало и кто попадется — вешают. Словно хотят унести с собою на тот свет как можно больше человеческих жизней. Меня спасает деревяшка, — он показал на протез, — человек на кленовой ноге не может быть дезертиром.
— Господин капитан, — вмешалась фрау Раабе, — советую вам не разговаривать так много, это противопоказано при вашем состоянии, поверьте мне, я недаром была сестрой милосердия, и у меня есть опыт еще той, первой войны.
«Что она еще сообщит о себе?» — с любопытством подумал Адабаш.
— Да-да, я знаю, что главное для раненого — покой, — убежденно заявила хозяйка дома, бывшая сестра милосердия, дочь генерала и жена эсэсовского полковника.
— Еще один вопрос, Вилли, точнее, два вопроса… Может, я все-таки сумею выбраться отсюда к своим? Насколько я понимаю, кругом хаос и неразбериха.
— Выбросьте это из головы. Вам не пройти линию обороны, она сжата, как пружина. А потом, у вас просто не хватит сил выползти даже за порог этого дома. Бессмысленная гибель, только и всего. Самое разумное — дождаться, когда ваши придут сюда. Это произойдет очень скоро.
— Тогда второй вопрос: с какой стати ты помогаешь мне, ведь ты воевал против нас, был ранен. Я понимаю, хозяйки дома заботятся о своем завтрашнем дне…
Ирма покраснела и хотела что-то возразить, но ее опередила фрау Раабе: