Последний полет «Жар-птицы»

Семенов Эдуард Евгеньевич

— Ну, хорошо! С кем еще ты можешь входить в контакт?

— Только с тобой, папа. Я знаю, Антонов сейчас делает попытки войти со мной в контакт, он все делает правильно, я его слышу, но я ему не отвечу. Это опасно для него и для тех, кто с ним рядом.

— Почему?

— За ним установлено круглосуточное наблюдение. Если наши противники поймут, что при помощи ретранслятора мы может общаться, они нанесут по ним удар. А тебе они голову отрезать не могут.

— Придется поверить в то, что это правда. Тогда, может быть, скажешь, что мне делать дальше? Как нам тебя спасти?

— С вашей стороны не предпринимайте никаких шагов. Все очень скоро само собой случится. А вот то, что предлагает тебе Вадим Вадимович, сделай. Обязательно.

— Что он предлагает?

— Прочти об этом в письме. И знай, я теперь всегда буду рядом с тобой. Всегда…

Последние слова Марии звучали совсем тихо. И сразу после того, как она закончила последнюю фразу, Анатолий Евгеньевич тут же понял, что связь с дочерью прервалась. Как будто отключились провода. В этот же момент оцепенение с Анатолия Евгеньевича сошло, что называется, как рукой сняло, и он смог пошевелить ногами и кистями рук. В глазах и в комнате сразу стало светлее, как будто сошла пелена.

В окне стало видно, что на линии горизонта появилась еле заметная полоска, разделяющая тьму и свет.

Начиналось утро нового дня, последнего дня перед назначенным Кощеем сроком.

Глава 17

«Келдышевский бассейн». Восточные диаспоры. Скинхеды и Басмачи

Город Петляков, бывший Задонск, был одним из спутников Москвы, таким же, как города Жуковский, Дубна или Черноголовка. Созданный в тридцатые годы вокруг секретного КБ, возглавляемого авиаконструктором Петляковым, он долгие годы ковал авиационный меч Отчизны, и за это время привык полностью полагаться на бюджетное финансирование и поддержку на высшем государственном уровне.

В начале 90-х годов, когда на главные предприятия города Петлякова в одночасье обрушились финансовые трудности, многие жители города оказались в буквальном смысле на грани выживания. В первую очередь удар пришелся по простым работягам: слесарям, токарям, фрезеровщикам, электрикам и сборщикам радиоаппаратуры, — которые, собственно, и составляли основу города, и чья жизнь целиком и полностью зависела от зарплат на предприятиях. А их в тот период не выплачивали по полгода и больше.

Чтобы хоть как-то продержаться на плаву до лучших времен, многие были вынуждены продавать свои личные вещи, предметы домашнего обихода и дары приусадебных участков.

Лучше всего это было делать на пустыре возле городского мемориального кладбища или, как по-другому называли это место местные жители, на «Келдышевском бассейне». Такое необычное название пустырь получил потому, что некогда на нем должны были построить искусственный водоем, для того, чтобы учить детей плавать, а «Келдышевским» потому, что рядом проходила улица академика Келдыша.

Бассейн, естественно, никто так и не построил, а вот название прижилось.

Пустырь, расположенный на окраине города, там, где заканчивались все маршруты автобусов, был идеальным место для «спекулянтов» и «барыг», так тогда именовались предприниматели и бизнесмены. Торговля с рук на этом месте процветала всегда, даже во времена Брежнева.

Правда, тогда технология была более изощренная. Желающий сбыть свой товар прогуливался по пустырю и предлагал его проходящим мимо людям, в буквальном смысле «из-под полы». Сделку оформляли тут же на месте, если надо было примерить обновку, шли на кладбище, там же и обмывали удачную сделку, на каменных плитах, у надгробий погибшим летчикам-испытателям.

С рассветом кооперации на «бассейне» началась торговля с машин, и через какое-то время… пустырь зарос ларьками, палатками и павильонами. Когда рынку стало не хватать пустыря, он перекинулся на другую сторону дороги, и как-то так само собой получилось, что левая часть рынка стала продовольственно-строительной, а правая, та, что поближе к кладбищу, вещевой.

В какое время здесь появились узбеки, таджики, армяне, дагестанцы, осетины — сказать сложно. Наверное, где-то в первые годы кооперативного движения. Тогда несколько узбеков привезли из солнечного Душанбе дыни и арбузы, таджики — хлопковые изделия, а армяне — кожаные куртки из Турции.

Поторговали. Уехали. Никого не трогали, всем улыбались, всем платили. Снова вернулись, поторговали, уехали. Потом купили одну палатку, другую, еще и еще…

К концу 90-х годов, когда город более или менее оклемался от финансового шока и кое-как приспособился к рыночной экономике, ситуация на «Келдышевском бассейне» поменялась с точностью наоборот. «Келдышевский рынок» стал напоминать восточный базар, и русских предпринимателей на нем практически не осталось.

Шум, гам, толкотня, пряные запахи, восточная музыка. Под уютными навесами солидные бородатые мужчины, сверкая белыми носками с черными пятками, играют целыми днями в нарды и пьют чай из крохотных стаканчиков. По пятницам — крики муэдзинов из магнитофонов, и эти же мужчины, стоя на коленях на ковриках для моления, лицом на восток, усердно молятся своим богам, а женщины в паранджах покорно ждут, когда закончится молитва.

Наверное, если бы в городе все было нормально с работой и зарплатами, то на этот восточный анклав на краю города никто бы и не обращал внимания. Наоборот, даже радовались бы такой экзотике. Каждый зарабатывает тем, чем может, и как умеет. Но после экономического кризиса большинство городских предприятий так и не смогли оправиться, и многие жители города были вынуждены искать работу за пределами города или соглашаться на мизерные зарплаты на своих разоренных предприятиях.

Естественно, все они с завистью и злостью смотрели на обитателей «Келдышевского бассейна» и считали, что те купаются в деньгах. Это, конечно, не было правдой, но кому она была нужна.

Не мудрено, что как только в городе случалось что-то нехорошее: начинали торговать на улицах наркотой, происходил всплеск квартирных краж, изнасилований или поджогов машин — у народа тут же находился виноватый.

«Это все из-за них. Из-за чурок. Понаехали! Гнать их надо из города!»

От слов к делу, естественно, никто не переходил, но все считали, что это вопрос времени.

Вот как раз в этот период в ситуацию неожиданно вклинился смотрящий за городом от криминальных структур «Черт», или Вадим Чертков. Он сделал ход конем. Не без помощи своего друга детства, мэра города Иванова, и, естественно, денег академика Руденко, он выкупил у муниципалитета всю землю под «Келдышевским бассейном», а потом буквально за неделю выстроил вокруг палаток кирпичные стены и накрыл их крышей, в прямом и переносном смысле.

В одночасье узбекские и армянские диаспоры превратились из полновластных хозяев «Келдышевского бассейна» в арендаторов рынка. Им было предложено брать в аренду места под своими палатками с обязательным условием, что преимущественное право работы на рынке должны иметь, в первую очередь, бывшие научные работники. Из числа тех, кому не нашлось работы на градообразующих предприятиях. Это условие выдвинула администрация города, для того, чтобы избежать социального напряжения в городе и позволить людям хоть как-то сводить концы с концами. Оно устраивало и Руденко, который рассчитывал за счет рынка иметь трудовой резерв для своей корпорации.