Последний пожар
Шрифт:
– Что нам стоит дом построить, – прищуривая глаз, но повернувшись к Николаю, сказал: – Помнишь, как комбайн в лесополосу загнал? …Таёжник. И сейчас загонишь…
– Когда это было? В третьем классе.
Пока отец и брат ели, Колька подошёл к комбайну, руки уверено вскинули его к рулевому колесу. Только несколько секунд волновался, включая передачу. Отжал педаль сцепления, опустил ручку газа на бункере. Это проделал машинально. Удивился самому себе. Помчались ленты на жатке. Дмитрий что-то кричал. Сделал несколько шагов, но махнул рукой и радостно, кинулся к машине отца. Николай следил, как тяжело уходят в окно жатки колосья. Дёрнул рычаг понижения оборотов вниз. Тогда понял, что ему пытался говорить брат. «Нужно переключиться на пониженную передачу».
К краю поля подъехал отец с Ириной. Колька спустился по лесенке на землю, взглянул в сияющее лицо брата, остановившего свой комбайн на дороге.
– Не забыл. Молодец. На второй не тянет, можно порвать нож. Хотя и жатки скоростные, проволоку перерезают, но такая рожь, – Дмитрий развел руками. Сапожников старший восхищённо смотрел на младшего сына. Понимая, что никуда тот не денется. Раззадорил его Дмитрий.
– Завтра я приеду на бригаду.
– Чего делать? – лукаво спросил Дмитрий.
– Мне тоже комбайн берите у бригадира. Звено сделаем.
– Ну да. И Катюшку в штурвальные возьмёшь?
– Нет, Дима, я пойду с вами.
– Это ты напрасно, Иринка. Дома работы – выше крыши.
– Я же косила. Вспомни. – На этот раз Ирина начала взбираться по вертикальной лесенке. За ней бросился Дмитрий.
– А ты езжай домой. Полями. Через бригаду. Сказал Степан Петрович сыну.
– Папа. У меня удостоверение водительское есть. Мы на очередь встали, будем «Москвича» брать с Катей. Езжай домой, а мы – поработаем. Поговори с бригадиром насчёт комбайна. …Два месяца отпуск. Уберём всё, что с Димкой насеяли.
– Не женское дело, доча, на комбайне трястись.
– Пусть прокатится. – Сказал Димка. – Вместе на курсы когда-то ходили.
Сделав два круга, Ирина поняла, что свёкор прав. Была бы кабина у старого комбайна. В лицо летит пыль и пушинки семян осота. Одна такая колючка залетела в глаз. Подъехал автозаправщик, и она с воспалённым глазом отправилась домой.
До полуночи братья косили. Остановились раз. Ходовой ремень порвался у комбайна Дмитрия. Быстро заменили. У запасливого Сапожникова в бункере – склад ремней, цепей и подшипников. Закрутились мотовила, побежали ленты с тяжелыми колосьями, потянулись за комбайнами пушистые валки ржи. Но выпала роса и ремни стали буксовать. Дмитрий остановился у края поля, подождал Николая, поднял жатку. При свете фар, приехали на полевой стан. Их встретил бригадир Нелюбов Алексей Павлович, пригласил в баню.
– Мы – домой. – Сказал Дмитрий.
– Мойте руки, – раздался голос Ирины. Пыль отрясите. Чехлы недавно стирала. Сколько вас ждать?
– Лис накормила, Иринка?
– Выпустила твоих хищниц в бор. Пусть сами корм добывают.
Неожиданно у домика с умывальниками и душем возник Сапожников старший. Поставил у «Жигулей» металлический чемоданчик с ключами и головками, показал бригадиру большую гайку..
– От вариатора, – сказал Алексей Павлович. – Резьба сбита? Завтра выточим, ясное море. Когда успели свинтить. Комбайн ваш был готов…
– Павлыч, не гоношись. – Вздохнул Степан Петрович, вытирая лицо. – Есть в загашнике. Поищу дома. Значит, получилось. Я тебе обещал, что комбайн стоять не будет.
Братья мыли руки с каустической содой. Николай взял из разорванного бумажного мешка пригоршню белого порошка, растирая между пальцами, почувствовал привычное тепло, и начал смывать грязь.
– Теперь мы им покажем.
– Кому? – удивился Николай, снимая отцовскую спецовку.
– Вызвало нас на соревнование звено из колхоза имени Чапаева. Мужик там у них есть занозистый. Три сына у него – малолетки; в Сростах учится один, а двое закончили. А мы с отцом не знаем, что и делать. Ждали тебя. Тебя – нет. Ответ давать надо.
– Замолотил, – сказала снисходительно Ирина. – Заговорщики…
– Отец не говорит прямо. Боится тебя обидеть. На слёте передовиков в прошлом году этот Бабкин при всех хвастался, что утрёт нос Сапожниковым, обскачет всех. Звеньевая работа у нас. Соревнование. В газете натрепался. Я звонил ему. Он отнекивается, говорит, что наплели писаки из газеты. Опровержение писать не хочет.
– Вот почему отец спрашивал: «кто ты и кто ты?» Откуда я знал, – вытирал руки грязным полотенцем Колька.
– Возьмите чистое, – подошла Ирина. – Все полотенца угваздали. Они тебе, Коленька и комбайн расконсервировали. На нём отец работал в прошлом году, а в эту уборочную они с Димкой собрали из утиля ещё один комбайн. Резервный…
– На косовицу пойдёт. Двигатель новый, коробка из ремонта. Короче говоря, братуха, готовились. Дело только за тобой. Иринка помогать будет нам. Возьмём штурвальной, чтобы при случае могла запасным комбайном управлять, когда кто-то встанет.
– Обрадовались. Сейчас. Разбежалась. Прокатилась и поняла, что не моё это дело – пылью дышать. В сентябре надо детей учить истории. Не получится.
– Мужики вчера после обеда начали подначивать деда, дескать, у Кольки кишка тонка, он только и может комбайны по лесополосам гонять. Боитесь, мол, Бабкиных, поэтому и ответ им не даёте.
– Кто их боится? – понимая, что брат шутит, не утерпел Колька.
– Вот и я отцу говорил. Скажи, Иринка, не вру ни центнера. Приедет Николай на трелевочнике, так мы им пяточки подрежем, мы им дадим ответ.
За ужином Сапожников старший поставил на стол свой недопитый стакан с водкой, разделил содержимое между братьями и Ниной Даниловной.
– Я и так пьян от радости. В тот вечер обидел вас. Думал, что в посёлке вашем по асфальту ходят.
– Не виляй, дед, всё ты знал, что сын тракторист, что неплохой тракторист. Мне дочка показала газеты. Смотри. Гордись. С каким-то Бабкиным тут взялись перебраниваться… Он зимой и летом в тракторе.
Коля подливал Кате в фужер воду из термоса. Смотрел на жену, и радовался – родниковая вода ей нравилась. Похоже, и у брата наметились перемены.
Проснулся Сапожников от неясной тревоги. Катя вдруг захныкала.