Последний пожар
Шрифт:
– Дышать нечем, – отплёвывался Сидор, – Как же в такой коробке воевать? Угорел, как Антонов кобель.
Ивкин был заряжающим, Панькин – водителем.
– Оглох напрочь…
– Это тебе не у Проньки… – рассмеялся Сидор.
– Буду писать рапорт, чтобы вас, пацаны, отметили. Молодцы. Без вас бы нам каюк пришёл. Где ваш начальник? Ну, правда – ни разу не были в боях? Сержанты, – удивлялся раненый майор.
– То собирали, то ремонтировали. На броне сидели всю войну, – раздражённо проговорил Ивкин.
– Хотите, ко мне в батальон? Похлопочу. Танк вам найду. Ночью будете ремонтировать. Граница –
– Я – согласен. Запишите. Только не поваром и не санитаром.
– Сибулонец, о себе только думаешь? Меня тоже запишите к себе, сказал с обидой Сидор. – Друг называется.
Ночью ремонтники прибуксировали танки к берёзовому лесочку, где в землянках стучал кузнец, тарахтел генератор, вырабатывая энергию для сварочного агрегата. В вонючих воронках скапливалась весенняя вода – талица. Расщепленные закопченные берёзы пускали сок. Рощицы не стало. Из-за остова опрокинутого танка вышел пожилой повар – Никитич.
– Ужинать будет кто? – скорбно спросил он. – Я поехал за бельём, за водкой. Возвратился. Подъезжаю и слышу, как воет кто-то. Не приведи Господи. Жуть взяла. Распахано всё. Ничего не осталось. Рамы только. Похоронил ребят. Трое страшно обгорели. Увезли. Помянем, однако. Сильна эта «Катюшка». Глухарей насобирал обгорелых. Концентрат сварил.
– Как же так? – Удивлялся начальник ремслужбы. – Промахнулись?
– Приезжал связист на кобыле. Аппарат поставил на пеньке, доклад ему сделал. Списки погибших подал. Надо вернуть. А вы-то, где были, хлопчики? Думал, что один тут буду куковать.
– Маленько повоевали. Понюхали пороху… – сказал Ивкин. Уцелевшие рембатовцы, пытались найти в воронках что-то исправное, нужное.
Батальон таял с каждой атакой. Прорывавшиеся из окружения остатки танкового полка и разношёрстная пехота били из самоходных орудий, утюжили гусеницами мелкие окопчики, вырытые на окраине разбитого хутора, на зазеленевшем поле. Атаковали. Тылы отстали. В поредевших ротах кончились противотанковые гранаты, не было снарядов к сорокопятимиллимитровым противотанковым пушкам, а о патронах и говорить нечего. Делили последние запасы.
– Хоть бы пару бутылок, – бормотал Ивкин, снаряжая диск ручного пулемёта.
– Тебе с самогонкой? – вынимал обоймы из вещевого мешка Сидор.
– Хоть бы и со спиртом. Пожог бы один танк и легче стало. Передавят, как тараканов. Соседи ушли вперёд, ну хоть бы кто помог.
– Моей Любушке завтра два года исполнится. Ванька говорил, что с одного раза дети не получаются.
– У нас не в Углах, – сказал Ивкин. – Не у Проньки. Башку не высовывай, отец. А то придётся мне твою Любушку удочерять. Что ж ты молчал? Как Антонов кобель.
– Нина ничего не писала. Это мама сообщила. Опять полезли. Понимают, что мы не позволим им соединиться.
Панькин стрелял из двух винтовок. Не признавал другого оружия. Даже немецкий пулемёт МГ-34 считал тяжелым и неэкономичным. Пока одна винтовка остывала, менял позицию, пускал пуля за пулей из другой. А стрелял он артистично.
– Сначала офицеров нижи. Гляди по выправке, – учил младший лейтенант Титичкин – кривоногий, коренастый, ставший недавно командиром роты, из семипалатинских казаков. Коли шибко худой или пухлощекий – твой. Трубу надо добыть. Комбат тебя к ордену представил. Поди, утвердят. Ты у нас с Петром пока без орденов. Это как лотерея. Который комбат вас представляет. Комбаты в госпиталях, а списки в штабах. Ивкин тоже хорошо стрелял, но сбить пуговицу с вражеского мундира за шестьдесят – семьдесят шагов мог только Сидор.
Короткое затишье. Запасливые снаряжали диски. Алчные обшаривали трупы на виноградном поле, надеясь разжиться ценной вещицей. Вот уже месяц, как в четвёртой роте началась часовая лихорадка. Часами менялись «наслух» и «неглядя». На часы меняли альбомы с бесстыжими девками, пистолеты и другие вещицы, имевшие к военным действиям отношение приблизительное или никакое. Находились и такие солдатики и сержанты, которые интересовались серебряными портсигарами, перстнями и даже брошами с разноцветными камушками. Пётр и Сидор при удобном случае набивали мешки патронами и гранатами – военным инструментом, без которого не особо повоюешь. «Старики» их учили, а те прошлись не по одной войне: «Без сухаря можно воевать, а без гранат – не всегда. – Берегите патроны, а тушонку «мерикане» привезут». Друзья больше интересовались пистолетами, чем чужим добром, которое когда -то принадлежало живому. Не пили и трофейный шнапс, от своих законных «наркомовских» не отказывались, но чаще меняли на сахар и тушенку. Друзья не курили, и проблемы с табачком у них тоже не было.
– Чего, Сибулонец, шьёшь? – углубляя окоп, спросил Панькин.
– Наживки на танки, – ухмыльнулся Пётр. – Где я мины видел?
– Ну, ты Архимед. Я – не сообразил…
– Чего не сообразил? – теперь удивился Ивкин.
– А то. Мину ударь по капсюлю, кидай, как гранату. Не хуже противотанковой. За милую душу можно танк подорвать. Голова у тебя, Петя. Зачем тебе клубочек понадобился?
– Смотри. Я в противогазную сумку накладываю мины, привязываю «эф-1». Как только танк наезжает на сумку, дергаю, чека освобождается и взрывается граната. Мины детонируют. Танк опрокидывается. – Объяснил Ивкин.
– Танк ещё должен наехать.
– Вон там поставим разбитую пушку. А мины поставим веером. Они к мосту рвутся. В Вену хотят проскочить. А если мне будет «некогда», так ты стрельнешь по мешку.
– Незнаю, Петя, незнаю. Ты нитки делай вдвое. Крепче. Гранаты надо пособирать у соседей. Вон сколько полегло. Чьи-то дети…
– Сколько твоих? – поинтересовался Титичкин. – Запиши, комсорг…
– Не считаю. Некогда. Чем хвастать? Трудно промахнуться. В рост идут. Вон флагами замахали. Похоронная команда. У них обед. Наша кухня и перловки не сварила. Дядя Яша опять не варит кашу.
– Снаряд попал в поддувало. Контузило повара, – сказал замполит Левинсон, – сейчас раздадут по отделениям ВТС – «водка, тушенка, сухари».
– У меня от ржаных сухарей изжога, – сказал маленький солдатик с двумя медалями «За отвагу». – Кто мою водку возьмёт на постой за кусок сала?
– Тушёнка бийская? – спросил Ивкин.
– Обрадуешься. Второй фронт. Сосиськи. Сладкие. Привыкай, славяне, – пробурчал Титичкин. – Взводный! Остаёшься за меня, комбат вызывает. Комсорг собрание хочет провести с Левинсоном. Не глупите без меня.